История Рима (Моммзен)

Блокнот, который Теодор Моммзен использовал для своей книги Römische Geschichte или «История Рима» .

«История Рима» ( нем . Römische Geschichte ) — многотомная история Древнего Рима, написанная Теодором Моммзеном (1817–1903). Первоначально опубликованная издательством Reimer & Hirzel, Лейпциг , в трех томах в 1854–1856 годах, работа была посвящена Римской республике . Последующая книга была выпущена, которая касалась провинций Римской империи . В 1992 году вышла еще одна книга об Империи, реконструированная на основе конспектов лекций. Первые три тома после публикации получили широкое признание; действительно, « Римская история прославила Моммзена за один день». Это самая известная работа плодотворного Моммзена, которую до сих пор читают и квалифицированно цитируют. Работа была специально процитирована, когда Моммзену была присуждена Нобелевская премия .

Бытие

Теодор Моммзен в 1863 году.

Написание « Истории» последовало за более ранними достижениями Моммзена в изучении Древнего Рима. Сам он не собирался писать историю, но такая возможность представилась в 1850 году, когда он учился в Лейпцигском университете , где Моммзен был тридцатидвухлетним специальным профессором права. «Когда меня пригласили прочитать публичную лекцию в Лейпциге , я выступил с речью о Гракхах . Присутствовали издатели Раймер и Хирцель, и два дня спустя они попросили меня написать «Римскую историю» для их серии». Будучи уволен из университета за революционную деятельность, Моммзен принял предложение о публикации «отчасти ради средств к существованию, а отчасти потому, что эта работа мне очень импонирует».

Издатели уточнили, что в работе основное внимание уделяется событиям и обстоятельствам, а не обсуждение научного процесса. Карл Реймер и Соломон Хирцель, конечно, хотели, чтобы уважаемая научная работа соответствовала их знаменитой серии по истории, но они также искали работу, обладающую литературными достоинствами, которая была бы доступна и привлекала образованную публику. Как учёный Моммзен активно участвовал в последних достижениях в области древнеримских исследований. Однако у Моммзена также был некоторый журналистский опыт. Вполне возможно, что ему удастся стать популярным академическим писателем. «Настало время для такой работы, — писал Моммзен своему коллеге по римским исследованиям, — как никогда необходимо представить более широкой аудитории результаты наших исследований».

Публикация

Оригинал

Первоначально « История» задумывалась как пятитомный труд, охватывающий римскую историю от ее зарождения до императора Диоклетиана (284–305). Первые три тома, в которых рассказывалось о происхождении Рима через падение республики, закончившееся реформами Юлия Цезаря, были опубликованы в 1854, 1855 и 1856 годах под названием Römische Geschichte .

Эти три тома действительно стали очень популярными. «Их успех был немедленным». Здесь «профессиональный ученый» представил своим читателям прозу, которая была «такой энергией и жизнью, таким пониманием деталей в сочетании с таким видением, таким самоуверенным владением обширной областью знаний». Особенно в третьем томе Моммзена, где рассказывается о том, как политический кризис в Римской республике достиг своего апогея, «он писал с пламенем воображения и эмоций, почти невиданным в профессиональной истории. Здесь были научные знания со стилистической энергией. из романа».

Эти первые три тома Römische Geschichte сохранили свою популярность в Германии: при жизни Моммзена было опубликовано восемь изданий. После его смерти в 1903 году вышло еще восемь немецких изданий.

Более поздние тома

Провинции Римской империи , 117 год нашей эры.

Запланированный четвертый том, посвященный римской истории времен Империи, был отложен до завершения Моммзеном тогдашнего 15-томного труда по римским надписям . Эта задача потребовала от него услуг исследователя, писателя и редактора, которые занимали Моммзена на протяжении многих лет. После неоднократных задержек от запланированного четвертого тома в конечном итоге отказались или, по крайней мере, не опубликовали; ранняя рукопись могла погибнуть во время пожара.

Несмотря на отсутствие «четвертого тома», в 1885 году Моммзен подготовил еще один том по истории Древнего Рима; в нем описывались имперские провинции. В Германии эта работа была опубликована как пятый том его Römische Geschichte . В тринадцати главах Моммзен обсуждает различные провинции Римской империи , каждую как отдельный предмет. Здесь не было непрерывного повествования о политических событиях, часто драматического, как это было в популярном хронологическом повествовании Моммзена о Римской республике в его первых трех томах. Английский перевод назывался « Провинции Римской империи от Цезаря до Диоклетиона» .

В 1992 году было выпущено «реконструированное» издание так называемого «четвертого тома» Моммзена об Империи. Он был основан на недавно обнаруженных конспектах лекций двух студентов Моммзена: Себастьяна Хенселя (отца) и Пауля Хенселя (сына). Оба Хенселя записывали лекции о политике Римской империи, прочитанные профессором Моммзеном в Берлинском университете с 1882 по 1886 год. Александр Демандт обнаружил их в 1980 году в магазине подержанных книг в Нюрнберге. Под редакцией Барбары Демандт и Александра Демандт в примечаниях получился «реконструированный» немецкий текст Römische Kaisergeschichte .

По-английски

Современные английские переводы были работой Уильяма Пёрди Диксона , тогда профессора богословия в Университете Глазго . Первые три тома на немецком языке (которые содержали пять «книг») были опубликованы в период с 1862 по 1866 год издательством R. Bentley & Son, Лондон. В течение нескольких десятилетий профессор Диксон готовил дальнейшие английские издания этого перевода, не отставая от редакций Моммзена на немецком языке. В общей сложности было опубликовано около сотни изданий и переизданий английского перевода.

отрывки из последних двух «книг» трехтомной «Истории» подготовили В 1958 году Деро А. Сондерс и Джон Х. Коллинз для более короткой английской версии. Содержание было выбрано, чтобы подчеркнуть рассказ Моммзена о социально-политической борьбе нескольких поколений, приведшей к падению республики . Книга, дополненная новыми аннотациями и переработанным переводом, представляет собой сокращенное изложение исторической хронологии. Моммзен со строгостью повествует о серьезной политической драме и освещает ее последствия; Книга завершается пространным описанием нового порядка правления, предложенного Юлием Цезарем.

Что касается «пятого тома» Моммзена 1885 года о римских провинциях, профессор Диксон немедленно начал контролировать его перевод. В 1886 году оно появилось как «Провинции Римской империи». От Цезаря до Диоклетиана .

Недостающий четвертый том Моммзена был реконструирован на основе студенческих заметок и опубликован в 1992 году под названием Römische Kaisergeschichte . Вскоре Клэр Кройзл перевела его на английский язык как «История Рима при императорах» .

Обзор содержания

Республика

За исключениями, Моммзен в своей «Römische Geschichte» (1854–1856) излагает прямую хронологию исторических событий и обстоятельств. Часто в резких выражениях он тщательно описывает политические действия, предпринятые главными героями, демонстрирует непосредственные результаты, делает выводы на будущее, одновременно проливая свет на развивающееся общество, которое их окружает. Хронология содержания его пяти «книг» (в первых трех томах) вкратце такова:

Римский сенат ( Цицерон атакует Катилину , 63 г. до н. э.). Фреска XIX века в Сенате Италии в Палаццо Мадама .

• Книга I, Римское происхождение и монархия ;
• Книга II, Республика до Итальянского союза;
• Книга III, Пунические войны и Восток;
• Книга IV: Гракхи , Марий , Друз и Сулла ;
• Книга V, Гражданские войны и Юлий Цезарь .

В общих чертах длинное, иногда напряженное повествование Моммзена о Римской республике было суммировано на вручении Нобелевской премии 1902 года в речи секретаря Шведской академии . Вначале сила Рима заключалась в здоровье его семей, например, послушание римлянина государству было связано с послушанием сына отцу. Отсюда Моммзен умело разворачивает огромное полотно длительного развития Рима от сельского города до мировой столицы. Ранним источником стабильности и эффективности была упорно сохраняемая конституция ; например, реформированный Сенат , состоящий из патрициев и плебеев, обычно благородно решал общественные дела города-государства.

Очерк римской конституции .

Однако великая экспансия Рима и последовавшие за ней преобразования подорвали древний порядок. Постепенно старые институты стали неспособны эффективно противостоять новым и сложным обстоятельствам и выполнять необходимые гражданские задачи. Предполагаемый суверенитет комиций ( народного собрания) стал лишь фикцией, которую демагоги могли использовать в своих целях. В Сенате старая аристократическая олигархия начала развращаться из-за огромного богатства, полученного в результате военных завоеваний и их последствий; он больше не служил хорошо своей функциональной цели, он не смог удовлетворить новые требования, предъявляемые к Риму, и его члены эгоистично стремились сохранить унаследованные прерогативы от законных вызовов и перехода. Зачастую непатриотический капитализм злоупотреблял своей властью в политике и посредством безответственных спекуляций. Свободное крестьянство оказался зажат конкурирующими требованиями могущественных интересов; соответственно, ее численность начала сокращаться, что в конечном итоге привело к реструктуризации комплектования армии, а позже привело к катастрофическим последствиям для всего Содружества.

О бюсте в Мюнхенской глиптотеке .

Более того, ежегодная смена консулов ​​(двух римских руководителей) стала отрицательно влиять на последовательное управление его вооруженными силами и ослаблять их эффективность, особенно в эпоху после Пунических войн . В конечном итоге это привело к продлению военного командования на местах; следовательно, генералы римской армии становились все более независимыми и возглавляли лично лояльных им солдат. Эти военные лидеры начали приобретать способность управлять лучше, чем неэффективные гражданские институты. Короче говоря, политические возможности гражданской власти не были соизмеримы с реальными потребностями римского государства. По мере роста силы и влияния Рима развивалась политическая ситуация, в которой абсолютная структура командования, навязанная военачальниками наверху, могла бы в долгосрочной перспективе во многих случаях быть более успешной и вызывать меньший хаос и трудности для граждан, чем коррумпированные и некомпетентное правление олигархии враждующих старых семей, которые де-факто контролировали правительство. Такова была его цель, когда консервативный Оптимат , благородный и римский полководец Сулла (138–1378 гг.), захватил государственную власть военной силой; тем не менее, он безуспешно пытался вернуть сенатской знати ее прежнюю власть.

Политическая нестабильность вскоре вернулась, а социальные волнения стали неприятной нормой. Консервативная реконструкция республиканских учреждений была заброшена и разобрана. В конце концов, решающая победа несравненного Юлия Цезаря (100–1044) в гражданской войне, за которой последовали его административная власть и общественные реформы, стала необходимым и долгожданным шагом вперед к разрешению печального и кровавого разгрома в Риме. Об этом в драматическом повествовании Теодора Моммзена.

Юлий Цезарь , аверс; Победа на руке Венеры со скипетром, реверс. Денарий .

Предпоследняя глава Моммзена представляет собой обзор программы «строительства нации», начатой ​​Цезарем после его победы. Институты были реформированы, многие регионы, которыми правил Рим, стали более унифицированными по своему замыслу, как будто готовясь к будущей Империи, которая просуществовала бы века; и это в течение последних пяти с половиной лет жизни Цезаря. Его работа по управлению государством включала следующее: медленное умиротворение партийных распрей, тем не менее, при скрытой и эпизодически выраженной республиканской оппозиции; его принятие титула Императора (отказавшись от короны, но продолжая с 49 г. оставаться диктатором ), с превращением Сената в консультативный совет и народных комиций в качестве послушного законодательного органа, хотя законы могли приниматься его указами только ; его принятие власти над налогами и казначейством, над губернаторами провинций и над столицей; высшая юрисдикция (судебная и апелляционная) над продолжающейся республиканской правовой системой, при которой юдекс избирался среди сенаторов или всадников , однако уголовные суды оставались коррумпированными из-за фракционной борьбы; верховное командование над разложившимся Римская армия , которая была реорганизована и осталась под гражданским контролем; реформа государственных финансов, бюджетирования доходов и расходов и распределения зерна; культивирование гражданского мира в Риме путем контроля над криминальными «клубами», новой городской полиции и проектов общественного строительства. Невозможные проблемы: повсеместное рабство , исчезновение семейных ферм, расточительность и безнравственность богатых, крайняя бедность, спекуляция, долги; Реформы Цезаря: благоприятствование семьям, против отсутствующих, ограничение роскоши , облегчение долгового бремени (но не списание, как того требуют народы ), личное банкротство из-за невыплаты долга, заменяющее рабство кредиторами, законы о ростовщичестве , строительство дорог, распределение государственных сельскохозяйственных земель по умеренному гракханскому образцу. и новый муниципальный закон . Моммзен пишет: «[Мы] вполне можем заключить, что Цезарь с его реформами приблизился к мере того, что было возможно, поскольку это было дано будущему государственному деятелю и римлянину».

Курия Юлия на Форуме , резиденция императорского сената .

Что касается римских провинций , описываются прежние бесчинства и финансовые грабежи, совершаемые римскими правительственными агентами и римскими купцами; Реформы Цезаря заменили квазинезависимых римских губернаторов на тех, которые были выбраны Императором и находились под строгим контролем, с сокращением налогов; провинциальное угнетение со стороны частных предприятий оказалось труднее остановить. Ослабление прежнего популярного представления о провинциях как о «загородных поместьях», которые должны обрабатываться или эксплуатироваться на благо Рима. Благосклонности, оказанные евреям; Латинские колонии продолжают существовать. Культурное соединение латинян и эллинов ; «Италия превратилась из повелительницы покоренных народов в мать обновленной итало-эллинской нации». Проведена перепись населения Средиземноморья под Римом; народная религия осталась свободной от дополнительных государственных норм. Продолжающаяся разработка Преторского эдикта и планы кодификации права. Римская чеканка монет , реформирование мер и весов; создание юлианского календаря . «Быстрота и точность, с которой был осуществлен план, доказывают, что он давно тщательно обдумывался и все его части были детально проработаны», — комментирует Моммзен. «Вероятно, в этом заключался смысл слов, которые, как было слышно, исходили от него, - что он« прожил достаточно »».

Исключением из простой хронологии являются периодические отступления в его повествовании, куда Моммзен вставляет отдельные главы, каждая из которых посвящена одному или нескольким конкретным темам, например:

• « Первоначальная конституция Рима» ( Книга I , глава 5);
• « Этруски » (I, 9);
• « Закон и справедливость » (I, 11);
• «Религия» (I, 12);
• «Земледелие, Торговля, Коммерция » (I, 13);
• «Измерение и письмо » (I, 14);

Капитолийская волчица с легендарными основателями Ромулом и Ремом .

• « Плебейский трибунат и децемвират» ( книга II , глава 2);
• «Право – Религия – Военная система – Экономическое состояние – Национальность» (II, 8);
• « Искусство и наука » (II, 9);
• « Карфаген » ( книга III , глава 1);
• « Правительство и управляемые » (III, 11);
• « Управление землей и капиталом» (III, 12);
• «Вера и нравы » (III, 13);
• « Литература и искусство» (III, 14);
• «Народы Севера» ( книга IV , глава 5);
• «Речи Посполитой и ее экономика » (IV, 11);
• «Национальность, религия , образование» (IV, 12);
• « Старая республика и новая монархия » ( книга V , глава 11);
• «Религия, культура, литература и искусство» (V, 12).

Теодор Моммзен в 1881 году.

Опыт Моммзена в области римских исследований был признан его коллегами как широкий, так и глубокий, например, его руководство проектом древних латинских надписей , его работы по древним диалектам Италии, журнал, который он начал, был посвящен римской чеканке монет, его многотомный Staatsrecht о долгой истории конституционного права в Риме, его тома по римскому уголовному праву Strafrecht . Его библиография насчитывает 1500 работ.

Провинции

« Провинции Римской империи» (1885, 1886) содержат тринадцать глав, а именно: Северная Италия, Испания, Галлия , Германия, Британия, Дунай, Греция, Малая Азия , Евфрат и Парфия , Сирия и набатейцы , Иудея, Египет, и провинции Африки . Как правило, каждая глава описывает экономическую географию региона и его жителей, а затем рассказывает о том, как имперский режим адаптировался к своим особенностям. Что касается Севера, часто подчеркивается военное управление; в то время как на Востоке основное внимание уделяется культуре и истории.

В четверти своего краткого «Введения» к провинциям Моммзен комментирует упадок Рима, столицы: «Римское государство этой эпохи напоминает могучее дерево, главный ствол которого в ходе своего упадка , окружен энергичными ответвлениями, пробивающимися вверх». Эти побеги и есть провинции, которые он здесь описывает.

Империя

Диоклетиан (245–313, годы правления 284–305)

Константин (272–337).

Недостающий четвертый том Моммзена, реконструированный Барбарой Демандт и Александром Демандтом на основе конспектов лекций, был опубликован как Römische Kaisergeschichte в 1992 году. Таким образом, он появился через много лет после третьего тома (1856 г.) и пятого (1885 г.). Он содержит три секции примерно одинакового размера.

Первый раздел расположен в хронологическом порядке по императорам: Августу (44 г. до н. э. — 14 г. н. э.); Тиберий (14–37); Гай Калигула (37–41); Клавдий (41–54); Нерон (54–68); Год четырех императоров (68–69); Веспасиан (69–79).

Главы второго раздела озаглавлены: Общее введение; Внутренняя политика I; Войны на Западе; Войны на Дунае; Войны на Востоке; Внутренняя политика II.

Третий раздел: Общее введение; Правительство и общество; История событий [ это самый длинный подраздел, составленный императорами ]: Диоклетиан (284–305); Константин (306–337); Сыновья Константина (337–361); Юлиан и Иовиан (355–364); Валентиниан и Валент (364–378); От Феодосия до Алариха (379–410).

Эта спасенная работа содержит огромное количество материала, в котором можно следовать по стопам выдающегося историка. Тем не менее, возможно, из-за того, что он представляет собой реконструированные конспекты студенческих лекций, ему чаще всего не хватает тонкостей литературной композиции и стиля и, конечно же, повествовательного драйва оригинальных трех томов. Тем не менее, следует помнить, что студенты, участвовавшие здесь в конспектировании лекций, сами были весьма опытными людьми, а один слушатель и записыватель уже был зрелым отцом.

Римские портреты

Некоторые писатели отметили способность Моммзена интерпретировать личность и характер. Следующие основные моменты взяты из изображений Моммзена фигур Древнего Рима, а именно: Ганнибала, Сципиона Африканского, братьев Гракхов, Мариуса, Друза, Суллы, Помпея, Катона, Цезаря и Цицерона.

• Ганнибал (247–183). Карфагена , а не Рима, фактически заклятого врага Рима, как с ним познакомился римский народ. Ни один пунический писатель не оставил нам сведений о нем, а только его «враги», будь то греки или римляне. Моммзен сообщает нам: «римляне обвиняли его в жестокости, карфагеняне — в жадности». «Правда, что он ненавидел» и умел «ненавидеть» и что «генерал, у которого никогда не было недостатка в деньгах и припасах, едва ли мог быть менее чем алчным. Но хотя гнев, зависть и подлость написали его историю, они не смог испортить чистый и благородный образ, который он представляет». Его отец Гамилькар служил в Карфагене армейским генералом; «Юность Ганнибала прошла в лагере». Будучи мальчиком верхом на лошади, он стал «бесстрашным наездником на полной скорости». В армии своего отца он совершил «свои первые ратные подвиги под отцовским оком». В Испании его отец провел годы, строя колонии для Карфагена, откуда можно было напасть на Рим; но сын увидел, как его отец «пал в бою рядом с ним». Под своим зятем Гасдрубал , Ганнибал храбро и блестяще руководил конницей; затем Гасдрубал был убит. «Голосом своих товарищей» Ганнибал в 29 лет принял командование армией. «[Я] согласен с тем, что он в редком совершенстве сочетал в себе осмотрительность и энтузиазм, осторожность и энергию». Его «изобретательная хитрость» заставила его «любить выбирать необычные и неожиданные маршруты; всевозможные засады и военные хитрости были ему знакомы». Он тщательно изучал римский характер. «С помощью непревзойденной системы шпионажа — у него были постоянные шпионы даже в Риме — он держал себя в курсе планов своего врага». Его часто видели переодетым. Однако ничто из того, что он делал во время войны, «не может быть оправдано обстоятельствами и международным правом того времени». «Власть, которой он обладал над людьми, проявляется в его несравненном контроле над армией разных народов и языков — армией, которая никогда, даже в самые худшие времена, не восставала против него». После войны Ганнибал, государственный деятель, служил Карфагену, чтобы реформировать конституцию города-государства; позже, в изгнании, он оказывал влияние в восточном Средиземноморье. «Он был великим человеком; куда бы он ни пошел, он приковывал к себе взоры всех».
• Сципион Африканский (235–183). Его отец, римский полководец, погиб на войне в Испании; несколькими годами ранее его сын Публий Корнелий Сципион (позже Африканский) спас ему жизнь. Поскольку тогда никто не предложил занять место отца, сын предложил себя. Народные комиции приняли сына за отца, «все это произвело чудесное и неизгладимое впечатление на граждан и земледельцев Рима». Публий Сципион «сам восторженно относился» к другим и, соответственно, «внушал энтузиазм». Римский сенат согласился с простым военным трибуном, заменяющим претора или консула , то есть его отца. «Он не был одним из немногих, кто своей энергией и железом будет заставлять мир принимать и двигаться по новым путям на протяжении веков или, во всяком случае, годами держать бразды правления судьбой, пока ее колеса не покатятся по ним». Хотя он выигрывал сражения и покорял народы и стал выдающимся государственным деятелем в Риме, он не был Александром или Цезарем. «И все же особое очарование сохраняется вокруг формы этого изящного героя; он окружен как бы ослепительным ореолом... в котором всегда двигался Сципион со смесью доверчивости и ловкости». Его энтузиазм согревал сердце, но он не забывал вульгарного и не пренебрегал своими расчетами. «[Не] настолько наивен, чтобы разделять веру толпы в его вдохновение… но втайне был полностью убежден, что он был человеком, пользующимся особой благосклонностью богов». Он согласился бы быть просто обычным королем, но конституция Республики распространялась даже на таких героев, как он. «[S] настолько уверенный в своем величии, что он не знал ни зависти, ни ненависти, [он] учтиво признавал заслуги других людей и сострадательно прощал недостатки других людей». После победы над Ганнибалом, завершившей войну, Зама , его звали Африканский . Он был превосходным армейским офицером, изысканным дипломатом, прекрасным оратором, сочетавшим в себе эллинскую культуру с римской. «Он завоевал сердца солдат и женщин, своих соотечественников и испанцев, своих соперников в сенате и своего главного карфагенского противника. Вскоре его имя было у всех на устах, и он стал звездой, которой, казалось, суждено было принести победу и мир в свою страну». И все же его природа, казалось, содержала «странную смесь настоящего золота и блестящей мишуры». Говорили, что он задал «моду на дворянство в высокомерии, охоте за титулами и привлечении клиентов». В своей политике Сципион Африканский «искал поддержку своей личной и почти династической оппозиции сенату в массах». Однако он не был демагогом и довольствовался тем, что был просто «первым горожанином Рима».

Тиберий Гракх

• Тиберий Гракх (163–133). Его дедом по материнской линии был Сципион Африканский. Его отец Тиберий был дважды консулом и на момент своей смерти в 150 году стал влиятельным человеком. Молодая вдова Корнелия, «высокообразованная и известная женщина», отказалась выйти замуж за египетского царя, чтобы вырастить своих детей. Она была «высококультурной и известной женщиной». Ее старший сын Тиберий Семпроний Гракх «во всех своих отношениях и взглядах... принадлежал к кругу Сципионов », разделяя его «утонченную и основательную культуру», которая была одновременно греческой и римской . Тиберий «обладал добрым и нравственным нравом, мягким видом и спокойным поведением, очевидно, годным для чего угодно, но только не для агитатора масс». В то время среди аристократов широко обсуждалась политическая реформа; однако сенат всегда избегал этого. Тиберий выступил за реформу. Возможно, его лично мотивировал инцидент, когда он был квестором армии во время кампании в Испании: там он избежал ужасных испытаний благодаря своим связям с элитой. Реформаторские идеалы этого «молодого, честного и гордого человека» взращивались эллинскими риторами . «[Когда] его намерения стали известны... не было недостатка в одобрительных голосах, и многие публичные плакаты призывали внука Африкана подумать о бедных людях и освобождении Италии». В 134 году он стал трибуном народным . «Ужасающие последствия предыдущего плохого управления, политическое, военное, экономическое и моральное разложение горожан были как раз в то время обнажены и открыты взору всех... Поэтому Гракх сразу же после вступления в должность предложил принятие аграрного закона». Земельная реформа должна была принести пользу мелким землевладельцам и вернуть процветание «свободным фермерам» Италии; речь шла о сельских государственных землях де-факто долгое время находился во владении богатых семей как Рима, так и латинских союзников. Предложенный им закон, казалось, получил поддержку сената, но на него фактически наложил вето другой трибун, действовавший от имени могущественных римских землевладельцев; дважды на его законопроект накладывалось вето. Затем Тиберий Гракх обратился к народному собранию , которое свергло провинившегося трибуна и само приняло закон о земельной реформе.

Корнелия и ее дети: Тиберий и Гай Гракх и старшая Семпрония.

«Приблизительно в этот период Римом управлял сенат . Любой, кто проводил административные меры против большинства сената, совершал революцию. Это была революция против духа конституции, когда Гракх передал народу вопрос о владениях; и революция также против... трибунского вето». Кроме того, народное собрание представляло собой огромную шумную толпу, неспособную принимать законы. Однако управление сената стало настолько коррумпированным, что человек, который придет на смену ему, «может принести государству больше пользы, чем вреда». Но таким смелым игроком Тиберий Гракх не был. Он был вполне способным, вполне благонамеренным, консервативным патриотом, который просто не знал, что делает». Разгневанные аристократы из сената поймали и забили до смерти Гракха; Вместе с ним погибли еще 300 реформаторов. Затем сенат сомкнул ряды, заявив, что Тиберий Гракх «желал захватить корону».

Тем не менее земельной комиссии, учрежденной законом о реформе Тиберия, было разрешено собраться, и за несколько лет ей удалось существенно увеличить число мелких фермеров, владевших собственной землей. Сципион Эмилиан (184–129), зять и приемный внук Сципиона Африканского и, таким образом, двоюродный брат Гракхов, сыграл неоднозначную роль. Хороший солдат, прекрасный оратор, заслуживающий доверия и известный своей стойкой честностью, его политика поставила его между аристократией и реформаторами. Против олигархии он подал избирательный бюллетень в уголовное производство в народные трибуналы. Однако в основном он выступал против земельных реформ; «Справедливо или нет, но лекарство показалось ему хуже болезни». В конце концов от имени союзных латинских землевладельцев он повлиял на прекращение деятельности земельной комиссии. В результате он тоже был убит — вероятно, земельным реформатором.

Гай Гракх перед Плебисским советом

• Гай Гракх (154–121). Гай был младшим братом Тиберия Гракха и вторым сыном Корнелии . Гай поставил перед собой задачу реформирования конституционного строя сената и народа Рима.

{В разработке}

Гай Марий . Бюст в Глиптотеке в Мюнхене .

• Гай Марий (157–186). «Сын бедного поденщика» в итальянской деревне, Мариус «вырос за плугом». Он пошел в армию, как только смог. Известный своими способностями и прекрасным внешним видом, он служил во время кампаний в Испании и к 23 годам стал офицером. Вернувшись на родину, он планировал армейскую карьеру, но, несмотря на заслуги, «не смог без богатства и без связей достичь тех политических должностей, которые одни только и вели к высшим военным должностям. с девушкой из древнего патрицианского рода Юлиев». В 115 г. он занимал должность претора , а в 107 г. — консула . В Африке он тогда возглавил армию; Под его началом служил Сулла, который захватил Югурту , что положило конец войне. Марий снова стал консулом на беспрецедентные четыре срока подряд (104–101), в течение которых в Германии он привел армию к победе. «[А] храбрый и честный человек, беспристрастно отправлявший правосудие», он был «неподкупным». «[А] умелый организатор... способный генерал, который держал солдата в дисциплине [и] в то же время завоевывал его расположение... [Мариус] смело смотрел врагу в лицо и вступал с ним в бой в нужное время. время." Не будучи человеком «выдающихся военных способностей», он пользовался «репутацией человека с такими способностями».

«[Марий занял место] беспримерно почетного среди консулов ​​и триумфаторов . Но от этого он ничуть не лучше подходил для блестящего круга. ему были ливийцы или кимвры, а не воспитанные и надушенные коллеги... [Н] отсутствие политической культуры было непростительным... что можно было думать о консуле, который настолько не знал конституционного этикета, что появлялся с триумфом. костюм в сенате! И в других отношениях ему привязался плебейский характер. Он был не просто, по аристократической фразеологии, человеком бедным, но, что еще хуже, бережливым и заклятым врагом всякого взяточничества и коррупции. Он не был хорошим воином, но любил свои чашки ... он не знал искусства устраивать пиры и держал плохого повара. Было также неловко, что консул ничего не понимал, кроме латыни, и отказывался разговаривать по-гречески. ...Таким образом, он всю жизнь оставался земляком, брошенным на произвол судьбы среди аристократов».

Мариус, «фермер по рождению и солдат по наклонностям», начинал не как революционер. Однако «враждебные нападки аристократии, без сомнения, впоследствии привели его в лагерь [их] противников», где «он быстро обнаружил себя возвышенным» как новый популярный лидер. «[T] знатные люди признали его заслуги» в достижении решающих военных побед. И все же «в народе он был более популярен, чем кто-либо до или после него, популярен как своими добродетелями, так и своими недостатками, своим неаристократическим бескорыстием не меньше, чем своей грубой грубостью; толпа называла его третьим Ромулом ». Между тем «несчастное правительство угнетало землю сильнее, чем варвары». Мариусу «первый человек Рима, любимец народа... поручил задачу еще раз освободить Рим». Его «чувственная страсть» вспыхнула. Однако для этого деревенского солдата «политические дела в столице были странными и нелепыми: он говорил плохо, хотя хорошо повелевал». Крепче он был «в присутствии копий и мечей», что среди «аплодисментов и шипения». «[Если] он не обманет ожиданий своей партии» и «если он не будет неверен своему чувству долга, он должен остановить плохое управление общественными делами».

Однако его усилия по проведению социальных реформ закончатся очень плохо. «Он не знал ни искусства завоевывать своих противников, ни искусства держать свою партию в подчинении». Он побудил пролетариат на недостойные поступки, выходящие за рамки закона; хотя он и благородно избегал излишеств, но принял результаты. Когда-то популярный, «галантный человек», он постепенно стал восприниматься в другом свете, как «посмешище». Позже, во время его седьмого консульства в 86 году, многие его политические оппоненты были убиты. «Он отомстил всей благородной своре, которая ожесточила его победы и отравила его поражения». К сожалению, Мариус наконец предстал в роли «безрассудного вождя безрассудной банды грабителей», что принесло ему «ненависть всей нации».

• Ливий Друз (ум. 91). Его одноименный отец, действуя в качестве трибуна, но от имени Сената, спонсировал конкурирующие программы и «вызвал свержение Гая Гракха». Сын также придерживался «строго консервативных взглядов». «Он принадлежал к кругу высшего дворянства и обладал колоссальным состоянием; и по нраву он был подлинный аристократ — человек подчеркнуто гордый». И все же он следовал «красивой поговорке, что благородство подразумевает обязательства». Он серьезно отвернулся от «легкомыслия», свойственного элитному обществу. «[T] заслуживающий доверия и строгий в нравственности, он пользовался скорее уважением, чем должным образом любимым» простыми людьми, «для которых его дверь и его кошелек всегда были открыты». Позже он стал трибуном ; по мере развития политических событий Друз становился не столько антагонистом, сколько учеником покойного Гая Гракха. Он выступал за реформы, направленные на устранение коррупции в судах, вызванной торговцами- капиталистами (которые тогда действовали как судья ); к этой реформе он добавил предоставление итальянцам римского гражданства. После очевидной победы этих реформ в сената , с последующей их отменой, хотя он был еще энергичным и был убит. После его смерти по всей Италии началась социальная война за права гражданства.

Корнелиус Сулла Римский денарий

• Корнелий Сулла (158–78).

{В разработке}

Помпей . Бюст, глиптотека Ny Carlsberg , Копенгаген .

• Помпей Великий (106–1048). Его отцом был Помпей Страбон , консул, одержавший триумф в Социальной войне . Сам Помпей приобрел большую общественную известность в возрасте 20 лет во время правления Суллы. Он не был ни «безоговорочным приверженцем», ни «открытым противником» Суллы, который «наполовину в признании, наполовину в иронии» впервые назвал Помпея «Великим». Здоровый телом и духом, хороший спортсмен, опытный наездник и фехтовальщик, юный Помпей завоевал выдающиеся военные почести и признание общественности. «К сожалению, его умственные способности ни в коей мере не соответствовали этим беспрецедентным успехам. Он не был ни плохим, ни неспособным человеком, а человеком совершенно обыкновенным». «Отличный солдат», он был «без следа каких-либо высших дарований». Как полководец Помпей был осторожен и нанес «решительный удар только тогда, когда установил огромное превосходство». «Его честность была свойственна богатому человеку... слишком богатому, чтобы подвергать себя особому риску или навлекать на себя явный позор». Его репутация «честного и бескорыстного человека» возникла не столько из-за его добродетели, сколько из-за сената, изобилующего пороками. Однако как землевладелец он был справедлив; он не присоединился к «отвратительным планам, в которых величия той эпохи» расширяли свои владения, посягая на своих «более скромных соседей». Хороший человек, «он проявлял привязанность к жене и детям». Он был «первым, кто отошел от варварского обычая казнить пленных царей» стран, воюющих с Римом. «Его «честное лицо» стало почти пословицей». Тем не менее, по приказу Суллы Помпей бросил свою любимую жену, а затем приказал казнить верных ему солдат, и все это из-за Суллы и политики. Он не был жестоким, но был холоден. Человек застенчивый, «он говорил на публике не без смущения и вообще был угловат, чопорен и неуклюж в общении». «Ибо ничто не было менее квалифицированным, чем государственный деятель». Его цели неопределенны, он неспособен определиться со средствами, недальновиден, «он имел обыкновение скрывать свою нерешительность и нерешительность под покровом торжественного молчания». Он часто «обманывал себя, будто обманывает других». Как и Марий, «Помпей был во всех отношениях неспособен возглавить и сохранить [политическую] партию».

Его возвышенное социальное положение также оставалось принципиально двойственным. Будучи союзником аристократии по своему консульскому происхождению и через Суллу, он лично не любил Суллу и работал против сулланской конституции, а его семейный род был недавним и не полностью принят дворянством. Помпей поддерживал связи с народами и присоединился к Цезарю в триумвирате . Однако, напротив, он хорошо подходил для общения с сенатской олигархией, потому что его «достойный внешний вид, его торжественная формальность, его личная храбрость, его приличная частная жизнь, его отсутствие всякой инициативы» и его «посредственность, столь характерная для настоящий Оптимум ». «Родство» существовало, «существовало во все времена между Помпеем, горожанами и сенатом». Помпей, однако, отказался приспосабливаться. «Охваченный головокружением вершиной славы, на которую он поднялся с опасной быстротой и легкостью», он начал сравнивать себя с Александром Великим и намного выше любого сенатора. «Его политическая позиция была совершенно извращенной». Он был в противоречии; «глубоко возмущенный тем, что люди и законы не подчинялись ему безоговорочно», он, тем не менее, «дрожал при одной мысли о том, чтобы сделать что-нибудь неконституционное». Его «многоволнованная жизнь протекала безрадостно в постоянном внутреннем противоречии». Помпей для Моммзена был «самым утомительным и самым накрахмаленным из всех искусственных великих людей». Он умер раньше жены и сына, когда один из его старых солдат ударил его ножом сзади, когда он ступил на берег в Египте. «Из всех жалких частей нет ничего более жалкого, чем выдавать себя за то, чем ты являешься на самом деле».

Катон Утикский Серебряный динарий выпущен в 47–46 гг.

• Cato Uticensis (95–46). Братом его матери был реформатор Ливий Друз. Дедом его отца был знаменитый цензор Катон Старший (234–149). Здесь Катон (также называемый «Младшим») был редким человеком среди аристократии, «человеком лучших намерений и редкой преданности», но донкихотским и унылым. Хотя он был благородным, стойким, искренним и сильно привязанным «к стране и ее наследственной конституции», он обладал небольшим практическим пониманием. Катон, «тупой умом, чувственно и морально лишенный страсти», мог бы стать «сносным государственным бухгалтером». Гуляя «по грешной столице как образцовый гражданин и зеркало добродетели», он «ругал» тех, кто выходил за рамки нормы. Его предок Катон Старший работал земледельцем, его гнев сделал его оратором; обладатель плуга и меча, в политике «его узкий, но оригинальный и здравый здравый смысл обычно попадал в самую точку». Однако младший Катон, вдохновленный примером своего прадеда, сделал на него «странную карикатуру». Формальный и философский, последователь Стоа , младший Катон, говорил «схоластической мудростью» и выступал как «облакоход в царстве абстрактной морали». Тем не менее, как и его предок, он начал «путешествовать пешком, а не верхом, не проявлять интереса , отказываться от отличий солдата» и, как легендарный царь Ромул , появляться без рубашки. В «совершенно несчастный и трусливый век его храбрость и его отрицательные добродетели сильно повлияли на толпу». Как «единственный известный консерватор, который обладал если не талантом и проницательностью, то, во всяком случае, честностью и смелостью... он вскоре стал чемпионом партии Оптимат ». Он никогда не пропускал заседания сената и «пока был жив, проверял детали государственного бюджета». Но, к сожалению, в политике ему просто не хватило здравого смысла. Тактика Катона, казалось, заключалась не более чем в том, чтобы «настроить лицо против каждого, кто отклонялся» от традиционного катехизиса аристократии, который, конечно, работал как против оптиматов, так и на них. Своим характером и действиями этот «Дон Кихот аристократии» доказал истощение сенатской политики.

После победы Цезаря при Тапсе, положившей конец гражданской войне, Катон заботился о благополучии остатков республиканцев в Утике , а затем покончил с собой мечом. «Катон был кем угодно, только не великим человеком». И все же он был единственным человеком, который «честно и мужественно отстаивал в последней борьбе великую республиканскую систему, обреченную на разрушение». «Катон сыграл в истории большую роль, чем многие люди, намного превосходящие его по интеллекту. То, что он сам был дураком, только усиливает глубокое и трагическое значение его смерти; на самом деле именно потому, что Дон Кихот глуп, он это трагическая фигура». Тем не менее Катон вдохновил республиканский протест против победы Цезаря, которая «разорвала, как паутину, весь тот так называемый конституционный характер, которым Цезарь наделил свою монархию», и разоблачила как лицемерное «примирение всех партий» под властью Империи. «Неумолимая война, которую призрак законной республики вел на протяжении веков» против Империи, от Кассия и Брута до Фрасея и Тацит , «война заговоров и литературы» были наследием Катона. Вскоре после его смерти эта «республиканская оппозиция» стала «почитать как святого» Катона, который при жизни часто был «посмешищем» и «скандалом». «Но величайшим из этих знаков уважения было невольное почтение, которое оказал ему Цезарь, когда тот сделал исключение в презрительном милосердии», которое он предлагал побежденным противникам. Одного Катона он преследовал даже за гробом «с той энергичной ненавистью, которую практикующие государственные деятели склонны испытывать к противникам, противостоящим им из области идей, которые они считают одинаково опасными и неосуществимыми».

Юлий Цезарь , Британский музей .

• Гай Юлий Цезарь (100–44),

{В разработке}

Цицерон , копия Бертеля Торвальдсена , Копенгаген.

• Туллий Цицерон (106–1043). Оппортунист, «привыкший время от времени заигрывать с демократами, иногда... с аристократией, и оказывать свои услуги в качестве адвоката каждому влиятельному человеку, подвергающемуся импичменту, без различия личности или партии». Богатство и торговля тогда «доминировали в судах», а юрист Цицерон зарекомендовал себя как «красноречивый защитник» и «учтивый и остроумный защитник». Он был не аристократом, а novus homo ; он не принадлежал ни к какой партии, но имел достаточно связей как среди оптиматов , так и среди популяров . Избранный консулом в 63 году, он уклонился от юридической ответственности за заговор Катилины . «Как государственный деятель без проницательности, идеи и цели, Цицерон выступал то в роли демократа, то в качестве аристократа, то в качестве инструмента триумвирата , и всегда был не более чем недальновидным эгоистом». «Он был доблестным в противостоянии мнимым нападениям и с громким грохотом разрушил множество картонных стен; ни один серьезный вопрос никогда не решался им, ни в добре, ни во зле». В Латынь : «его важность зависит от его владения стилем». Тем не менее, как автор, он был «дилетантом», «журналистом в худшем смысле этого слова» и «невероятно бедным идеями». Его письма «отражают городскую или дачную жизнь качественного мира», но по сути остаются «несвежими и пустыми». Как оратор «Цицерон не имел ни убежденности, ни страсти; он был никем иным, как защитником». Он опубликовал свои судебные заявления; его речи можно «читать легко и приятно». Он использовал анекдот, чтобы возбудить сентиментальность, «чтобы оживить сухой бизнес» права «с помощью остроумия и острот, в основном личного характера». Однако «серьезный судья» найдет такие «преимущества весьма сомнительной ценности», учитывая его «недостаток политической проницательности в речах по конституционным вопросам и юридических выводов в судебных заключениях, а также эгоизм, забывающий о своем долге... [и ] ужасное бесплодие мысли». Однако в качестве «рупора» для политиков Цицерон «был полезен благодаря своему адвокатскому таланту находить причину или, по крайней мере, слова для всего».

Тем не менее Момсен признает, что те произведения Цицерона, которые представлены в форме «стилистического диалога», «не лишены достоинств». Де Оратор и другие риторические сочинения содержат «запас практического судебно-медицинского опыта и всевозможных судебных анекдотов, которые легко и со вкусом излагаются и фактически решают проблему сочетания дидактического обучения с развлечением». Трактат Цицерона « О республике» представляет популярную в то время идею, «что существующая конституция Рима является, по сути, идеальной государственной организацией, к которой стремились философы». И все же это «уникальная смесь истории и философии». Опираясь на греков как в идеях, так и в литературных приемах, « De Republica» содержит «сравнительную оригинальность, поскольку в ее разработке проявляется местный колорит римлян и гордое сознание политической жизни, которое римлянин, безусловно, имел право чувствовать по сравнению с греками. " В этих диалогах показаны собравшиеся вымышленные сторонники Цицерона, в том числе государственные деятели из Круг Сципиона , который «представляет живую и эффективную основу... для научной дискуссии».

Комментарий I

Писатели описывают историю Моммзена как преобразившую предыдущие работы о Древнем Риме. Он использовал новые источники, например, древние надписи, чтобы получить новое понимание. Он также писал по-новому. Однако сама его точка зрения была новой, продуктом его собственной жизни и времени, мировоззрением средней Европы XIX века. С точки зрения нашей последней эпохи, точка зрения XIX века представляет собой результат, который сейчас выглядит как своего рода искажение. С другой стороны, мировоззрение каждого человека обязательно будет включать в себя уникальные идеи.

Новые источники

За Моммзеном последовало поколение историков Бартольда Нибура , добившихся значительных успехов в римских исследованиях. Нибур поднял стандарты науки и тем самым выявил недостаток строгости в более ранних работах. Он настоял на изучении первоисточников. Своими проницательными вопросами он бросил вызов сохранившейся латинской и греческой исторической литературе, особенно относительно раннего Рима. Нибур тщательно его проанализировал, чтобы выделить то, что действительно отражало реальные события: истории, полученные от людей, обладающих личными знаниями, в отличие от изобретений, созданных отдельно от события и содержащих подозрительную информацию, например, легенд или народных сказок, тщательно перемешанных с мифами и вымыслами. Он частично полагался на возникающую область критики источников, чтобы пролить новый свет на старые сочинения. Нибура «Римская история» получила высокую оценку.

Бартольд Нибур (1776–1831).

И все же Моммзен превзошел Нибура. Моммзен стремился создать новую категорию материальных свидетельств, на которых можно было бы построить описание римской истории, то есть в дополнение к литературе и искусству. Главное значение имело множество сохранившихся латинских надписей, часто на камне или металле. Также были включены римские руины и различные римские артефакты, от керамики и текстиля до инструментов и оружия. Моммзен поощрял систематическое исследование этих новых источников в сочетании с постоянными разработками в области филологии и истории права . В рамках этой программы продолжалась большая работа: собирались и проверялись надписи, проводились работы на руинах, проводилось техническое обследование объектов. На основе скоординированного синтеза этих разнообразных исследований можно было бы построить исторические модели. Такое моделирование предоставило бы историкам объективную основу, независимую от древних текстов, с помощью которой можно было бы определить их надежность. Информация, обнаруженная в сохранившейся литературе, впервые могла быть тщательно проверена на предмет ее истинности и соответствующим образом оценена.

«[Посредством сравнительной лингвистики , нумизматики и эпиграфики Моммзен пытался создать совокупность материалов, которые имели бы статус архивных свидетельств и которые могли бы служить контролем над повествованиями таких писателей-историков, как Ливий и Аппиан . Их повествования уже подвергался тщательному изучению более ранними учеными, из которых наиболее значительным был Бартольд Георг Нибур (1776–1831) ... метод Нибура заключался в применении принципов «критики источников» для разрешения противоречий в традиционных взглядах. затем объяснить их, применяя модели, разработанные в свете его собственного опыта, например, воинской повинности в крестьянском обществе. Работа Моммзена стремилась установить совершенно новые категории доказательств для использования историками».

Работа Моммзена сразу же завоевала широкое признание, но похвала, которую она вызвала, не была единодушной. «В то время как публика с восторгом приветствовала книгу, а ученые свидетельствовали о ее безупречной эрудиции, некоторые специалисты были раздражены тем, что старые гипотезы были отвергнуты...». Моммзен опускает большую часть легенд об основании и других рассказов о раннем Риме, поскольку не смог найти независимых доказательств, подтверждающих их. Таким образом, он проигнорировал научную область, которая искала гармонизированную точку зрения, используя только древних писателей. Моммзена Вместо этого в «Römische Geschichte» представлены только события из сохранившейся литературы, которые можно было каким-то образом сверить с другими знаниями, полученными в других местах, например, из надписей, филологии или археологии .

«[Книга] удивила и шокировала профессиональных ученых своим революционным подходом к туманному началу Рима, сметая старые легенды о королях и героях, а вместе с ними и сложную критическую структуру, выведенную из этих рассказов Бартольдом Нибуром, чья репутация как Великий магистр римской истории был тогда неприкосновенен. Критическая работа Нибура была заменена гораздо более проницательной критикой и более глубокими выводами».

Конечно, продолжается работа в стремлении современных людей понять, что можно законно понять из того, что осталось от древнего мира, включая работы древних историков. Самосознание того, как подходить к древним свидетельствам, конечно же, входит в задачу.

Новый стиль

Были ученые, которые не одобряли его тон. «Это действительно была работа политика и журналиста, а также ученого». Прежде чем написать « Историю» , Моммзен участвовал в событиях во время волнений 1848 года в Германии , года общеевропейских восстаний; он работал редактором периодического издания, посвященного политике. Позже Моммзен стал членом законодательного собрания Пруссии, а затем и рейхстага . Говорят, что прозрачное сравнение Моммзеном древней политики с современной искажает его краткий стиль, который является журналистским, т.е. не соответствует стандарту, которого должен достичь профессиональный академик.

О своем модернистском тоне Моммзен писал: «Я хотел низвести древних с фантастического пьедестала, на котором они предстают, в реальный мир. Вот почему консулу пришлось стать бургомистром ». Что касается его приверженности, Моммзен ответил: «Те, кто пережил исторические события... видят, что история не пишется и не создается без любви и ненависти». Говоря о том, что он отдает предпочтение политической карьере Юлия Цезаря , Моммзен сослался на коррупцию и дисфункцию разваливающейся республики: «Когда правительство не может управлять, оно перестает быть легитимным, и тот, кто имеет власть свергнуть его, имеет также и верно." Далее он пояснил, заявив, что роль Цезаря следует рассматривать как меньшее из двух зол. Как организм лучше машины, «так и всякая несовершенная конституция, дающая место свободному самоопределению большинства граждан, бесконечно [лучше], чем самый гуманный и чудесный абсолютизм; ибо один жив, а другой мертв». ." Таким образом, Империя смогла бы сохранить только дерево без сока.

Теодор Моммзен .

Римские вечеринки

«Только в одном важном аспекте, — считают Сондерс и Коллинз, — Моммзен допустил серьезную ошибку». Они отмечают, что «большинство» ученых обвиняют Моммзена в его описании римской партийной системы в период поздней республики. Они с готовностью признают, что в Сенате доминировало жесткое ядро ​​«аристократов» или «олигархии», которые также почти монополизировали главные государственные должности, например, консульство , посредством семейных связей, брачного союза, богатства или коррупции. О таких «людях можно сказать, что они образовали «партию» в том смысле, что у них была, по крайней мере, общая точка зрения — упрямый консерватизм». Они тщетно соперничали между собой за государственные «почести» и личную жадность, «создавая клики и интриги, что было равносильно частной игре». Такое «неправильное управление» Сената подрывало Рим, вызывая длительные несправедливости и несправедливость, которые «вызывали спорадическую, а иногда и массовую и отчаянную оппозицию. Но оппозиция никогда не была организована в партию... [Т] не было четкой политической традиции, идущей от Гракх через Мариуса к Цезарю ».

Классик Лили Росс Тейлор рассматривает этот вопрос следующим образом. Цицерон , говоря об этих двух соперничающих политических группах, постоянно использовал латинское слово partes [английское «партии»]. Цицерон (106–1043 гг.) был ключевой фигурой римской политики, написавшей об этом целые тома. Различая эти две группы, он использовал латинские термины optites для сторонников сенатской знати и Populares для элитных сторонников народного демоса или простолюдинов. Для частичного подтверждения она указывает на римских историков Саллюстия (86–34) и Ливия (59 г. до н.э. – 17 г. н.э.), а также на более поздних писателей Плутарха (ок.46–120), Аппиана (ок.95–ок.165). и Дион (ок. 155–235), а позже еще Макиавелли (1469–1527).

Эти соперничающие политические группы, как утверждает профессор Тейлор, были весьма аморфными, как хорошо знал Моммзен. Фактически, когда Моммзен писал свою «Romische Geschichte» (1854–1856), политические партии в Европе и Америке также были в целом аморфными, сравнительно неорганизованными и несфокусированными, отсутствовавшими лояльными членами и часто не имеющими программ. Тем не менее, в 20-м веке современные партии стали лучше организованы и проводили устойчивую политику, так что их сравнение с Древним Римом становилось все более и более незначительным. Она описывает Моммзена:

«Теодор Моммзен... представил партийную политику поздней [Римской] республики с точки зрения борьбы своего времени между либерализмом и реакцией, которая выиграла битву в 1848 году . Моммзен отождествлял римских оптиматов с ненавистными прусскими юнкерами и присоединился к ним. с Цезарем против них. Но он полностью осознавал отсутствие принципов и программ среди народных масс . Он хорошо понимал аморфный характер римских «партий». Партии, которые он знал в Пруссии и в других немецких государствах, были почти одинаково аморфными.

Как продолжает профессор Тейлор, с тех пор, как Моммзен написал современные партийные «билеты» и партийные «линии», они стали более дисциплинированными, и «значение партии претерпело радикальное изменение. Таким образом, термины « оптимальная » и « народная » партия вводят в заблуждение. современный читатель [¶] В последнее время произошел протест против приписывания партий Риму. Протест зашел слишком далеко». То есть вышеупомянутые разделения были сильными и составляющими политику в течение последнего столетия Римской республики .

Революция(и)

В 1961 году британский историк Эдвард Халлетт Карр опубликовал книгу « Что такое история?». , который стал широко известен. В нем Карр предположил, что сама природа написания истории заставит историков в целом показаться своим читателям «узниками», подчиненными контексту своей эпохи и культуры. Как следствие, можно добавить, каждое поколение чувствует необходимость переписать историю так, чтобы она лучше соответствовала их собственной ситуации, их точке зрения. Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Карр выбрал в качестве примера ряд уважаемых историков , среди которых был Теодор Моммзен.

Демократически избранное Национальное собрание в церкви Святого Павла , Франкфурт , 18 мая 1848 года.

Соответственно, Карр сообщает нам, что многотомный труд Моммзена Römische Geschichte (Лейпциг, 1854–1856) может многое рассказать проницательному современному историку о Германии середины XIX века, поскольку в нем представлен отчет о Древнем Риме. Важным недавним событием в Германии стал провал революции 1848–1849 годов Моммзена , в то время как в «Римской истории» его повествование о республике завершается революционным появлением сильного государственного руководителя в лице Юлия Цезаря . Карр предполагает следующее.

«Моммзен был проникнут чувством необходимости в сильном человеке, который мог бы навести порядок в беспорядке, оставленном неспособностью немецкого народа реализовать свои политические устремления; и мы никогда не сможем оценить его историю по ее истинной ценности, пока не поймем, что его известная идеализация Цезаря является продуктом этого стремления к сильному человеку спасти Германию от разорения, и того, что юрист-политик Цицерон , этот неэффективный болтун и скользкий прокрастинатор, ушел прямо с дебатов в Пауликирхе во Франкфурте в 1848 году. "

Сам Моммзен не только не протестовал и не отрицал такое наблюдение, но с готовностью его признал. Он добавил: «Я хотел свергнуть древних с их фантастического пьедестала, на котором они появляются в реальном мире. Вот почему консулу пришлось стать бургомистром. Возможно, я переборщил; но мое намерение было достаточно здравым».

Наряду с Карром о Моммзене, Карр также подходит к Джорджа Грота » «Истории Греции (1846–1856) и заявляет, что она также должна раскрыть Англию того периода, а также Древнюю Грецию. Так рассуждает Карр о книге Грота.

«Грот, просвещенный радикальный банкир, писавший в 1840-х годах, воплотил чаяния растущего и политически прогрессивного британского среднего класса в идеализированной картине афинской демократии, в которой Перикл фигурировал как реформатор- бентамит , а Афины приобрели империю в порыве Отсутствие ума, возможно, не будет фантастикой, если предположить, что пренебрежение Гротом проблемой рабства в Афинах отражало неспособность группы, к которой он принадлежал, справиться с проблемой нового английского фабричного рабочего класса .

«Я не счел бы возмутительным парадоксом, — пишет Карр, — если бы кто-нибудь сказал, что « История Греции » Грота может рассказать нам столько же о мыслях английских философских радикалов 1840-х годов, сколько и об афинской демократии в пятом веке. век до нашей эры» Профессор Карр считает, что философ Р.Г. Коллингвуд вдохновил его на этот образ мышления.

Коллингвуд

Робин Коллингвуд , профессор Оксфорда в начале 20-го века, работал над созданием философии истории, в которой история оставалась бы суверенной дисциплиной. Реализуя этот проект, он тщательно изучал итальянского философа и историка Бенедетто Кроче (1866–1952). Коллингвуд писал о Кроче в своем эссе 1921 года.

«Кроче показывает, как Геродот , Ливий , Тацит , Грот , Моммзен , Тьерри и так далее — все писали с субъективной точки зрения, писали так, что их личные идеалы и чувства окрашивали всё их произведение и частично фальсифицировали его. Вот если бы это так, кто писал реальную историю, историю, не окрашенную точками зрения и идеалами. Ясно никто... История, чтобы быть, должна быть кем-то видена, с чьей-то точки зрения.. .Но это не обвинение против какой-либо конкретной школы историков; это закон нашей природы».

Подводя итог, Эдвард Карр представляет здесь свои интересные разработки относительно теорий, предложенных Бенедетто Кроче и позже подхваченных Робином Коллингвудом. При этом Карр не ссылается на ошибочные взгляды или ошибки, присущие Моммзену или кому-либо из других историков, которых он упоминает. Скорее всего, любые подобные ошибки и недостатки будут общими для всех исторических произведений. Как утверждает Коллингвуд: «Единственный безопасный способ избежать ошибки — это перестать искать истину». Тем не менее, этот ход мысли, а также эти примеры и иллюстрации того, как Германия Моммзена могла бы раскрасить его историю Древнего Рима, проливают свет как на процесс, так и на результат.

Цезарь

Фигура Юлия Цезаря (100–44) остается спорной среди историков и исследователей Древнего Рима. Моммзен видел в нем лидера, обладавшего особым даром организации и преобразования города-государства, пришедшего править средиземноморским миром. Цезарю противостояла олигархия аристократических семей, оптиматов , которые доминировали в Сенате и почти монополизировали государственные должности, которые наживались на коррупции в городе и эксплуатировали иностранные завоевания. Они блокировали перемены, которых требовало время, подавляя или кооперируя, иногда с помощью насилия, всех, кто продвигал прогрессивные программы. Хотя государство было опасно нестабильным, а город часто арендовали вооруженные толпы, оптиматы опирались на наследие римской традиции.

Юлий Цезарь , бюст в Национальном археологическом музее Неаполя .

Цезарь произошел из сердца этой старой знати, однако он родился в семье, которая уже вступила в союз с народами , то есть с теми, кто выступал за конституционные изменения. Таким образом, карьера Цезаря была связана с борьбой за новый порядок, и, не имея возможности идти мирными путями, он стал военным лидером, чей триумф в оружии способствовал продвижению политических перемен. Тем не менее, обе стороны в этой долгой борьбе имели неоднозначную историю насилия и коррупции. Моммзен также признал и сообщил о «Цезаре-повесе, Цезаре-заговорщике и Цезаре-основателе последующих столетий абсолютизма».

Некоторые современники придерживаются оптимальной точки зрения, согласно которой Цезарь сыграл гнусную роль в падении республики , чьи правящие институты еще не изжили свою полезность. Напротив, падение Республики положило начало репрессивной Империи , чьи «божественные» правители обладали абсолютной властью. Разумеется, мнение Юлия Цезаря как злодея разделяли его убийцы, владевшие ножами, большинство из которых также были дворянами. Его без стыда разделял и этот образец классической римской политики и литературы Марк Туллий Цицерон (106–1043). По мнению некоторых наблюдателей, после убийства Цезаря Цицерон спас свою довольно беспорядочную карьеру в политике благодаря своей громкой позиции в пользу республики. Также сильным среди противников Цезаря был Марк Порций Катон Утиценсис (95–46), который долгое время возглавлял опиматов , сторонников республиканской аристократии, против популяров и, в частности, против Юлия Цезаря. В эпоху Империи стоик Катон стал символом утраченной республиканской добродетели.

М. Туллий Цицерон в возрасте около 60 лет.

Тем не менее, даже смертельные враги могли видеть яркий гений Цезаря; действительно, многие заговорщики были его бенефициарами. « Брут , Кассий и другие, которые, подобно Цицерону, присоединились к заговору, действовали не столько из вражды к Цезарю, сколько из желания уничтожить его господство ». Кроме того, заговору не удалось восстановить Республику. аристократа libertas очень мало значили для населения: народа, армии или даже всадников ; его убийцы «не смогли уловить истинный пульс республики » .

Однако современные люди, возможно, смогут увидеть обе стороны проблемы, как это мог бы сделать историк. Действительно, существует большая разница в контексте, скажем, между американским и немецким историком 1850-х годов, когда в 1848 году граждане предприняли довольно спонтанную, бессвязную попытку продвинуть немецкую политику к свободной и единой стране: она была раздавлена. со стороны дворянства.

Философ Робин Коллингвуд (1889–1943) разработал детальный взгляд на историю, в котором каждый человек исследует прошлое , чтобы создать свое собственное истинное понимание уникального культурного наследия этого человека . Хотя объективность по-прежнему имеет решающее значение для этого процесса, каждый естественным образом извлекает свою внутреннюю истину из вселенной человеческой истины. Это соответствует резким ограничениям способности каждого человека знать все стороны истории. В смягченной степени эти ограничения действуют и на историка. Коллингвуд пишет:

«Это не сводит историю к чему-то произвольному или капризному. Она остается подлинным знанием. Как это может быть, если мои мысли о Юлии Цезаре отличаются от мыслей Моммзена? Не должен ли кто-то из нас ошибаться? Нет, потому что объект отличается. Моя историческая [ объект] — о моем собственном прошлом, а не о прошлом Моммзена, и меня объединяет очень многое, и во многих отношениях мы имеем общее прошлое, но постольку, поскольку мы — разные люди и представители разных культур и разных; у нас разное прошлое ... [Наши взгляды на Юлия Цезаря, возможно, немного, но ощутимы. Эта разница не произвольна, поскольку я вижу - или должен видеть - что на его месте. помимо (еще раз) всех вопросов об ошибках, я должен был прийти к его выводам».

Современный историк Древнего Рима повторяет грубое, нынешнее мнение ученых об этой великой и противоречивой фигуре, завершая свою уважаемую биографию Юлия Цезаря: «Когда они убили его, его убийцы не осознавали, что они устранили лучших и самый дальновидный ум своего класса».

Комментарий II

4-й том

Моммзен упомянул о будущей публикации четвертого тома о Римской империи. Из-за огромной популярности его первых трех томов на протяжении десятилетий сохранялся значительный интерес и ожидания относительно появления этого четвертого тома. Однако при жизни Моммзена оно так и не появилось. Следовательно, недостающий четвертый том заставил многих ученых размышлять о причинах «почему бы и нет». Одновременно такие размышления позволили предположить, где должен был находиться Теодор Моммзен среди портретной галереи историков XIX века и современной эпохи.

Что касается вопроса о том, почему «Моммзену не удалось продолжить свою историю после падения республики», Карр писал: «Во время его активной карьеры проблема того, что произошло, когда к власти пришел сильный человек, еще не была актуальной. Ничто не вдохновляло Моммзена. перенести эту проблему обратно на римскую сцену, и история империи останется ненаписанной».

Проницательность

Благодаря экспертным знаниям Моммзена во многих областях исследований, он «знает как очевидец, потому что... такое совершенное понимание [ставит его] в положение современника. [Таким образом, он чувствует] уверенность, которую он не может объяснить, как, например, суждение государственного деятеля или проницательного бизнесмена, который формирует свое мнение с помощью процессов, которые он не пытается анализировать».

Несмотря на то, что Моммзен не следует «гаданию» Нибура, его подход сводится к вопросу о том, можно ли использовать дискретную и контролируемую «интерстициальную проекцию», защищенную тщательным отслеживанием результатов постфактум . Обязательно ли его использование приносит в жертву притязания на «объективность»? Названные интуицией, основанной на научных знаниях, практикующие такие методы уязвимы перед едкими вызовами целостности их науки. Признание таких недостатков может также включать оценку задействованных навыков и качества результата.

Хвалить

Работы Моммзена продолжают привлекать изысканную и популярную читательскую аудиторию. Во введении Сондерс и Коллинз выражают свое восхищение Моммзеном и его вкладом в изучение древнеримской истории:

«Теодор Моммзен (1817–1903) был величайшим классическим историком своего века или нашего. Его единственным соперником в любом столетии был Эдвард Гиббон , чья монументальная «История упадка и падения Римской империи» дополняет, а не конкурирует с превосходным описанием Моммзена. Римской республики».

В одном энциклопедическом справочнике резюмируется: «Моммзен, столь же великий как антиквар, юрист, политический и социальный историк, [не имел] соперников. Он сочетал силу тщательного исследования с исключительной способностью к смелым обобщениям...». О «Истории Рима» универсальный историк Арнольд Дж. Тойнби пишет: «Моммзен написал великую книгу, которая, безусловно, всегда будет считаться одним из шедевров западной исторической литературы». Г. П. Гуч Моммзена дает нам такие комментарии, оценивая «Историю» : «Ее уверенность в прикосновении, ее многостороннее знание, ее пульсирующая жизненность и венецианский колорит ее портретов оставили неизгладимое впечатление на каждого читателя». «Это было произведение гениальности и страсти, творение молодого человека, и сегодня оно так же свежо и жизненно, как и тогда, когда оно было написано».

Нобелевская премия 1902 года.

Теодор Моммзен , портрет Франца фон Ленбаха , 1897 год .

В 1902 году профессор Теодор Моммзен стал вторым человеком, удостоенным Нобелевской премии по литературе , учрежденной годом ранее. Это мировое признание было дано ему благодаря «особому упоминанию» Römische Geschichte . В награде он был назван «величайшим из ныне живущих мастеров исторического искусства».

Награда пришла почти через пятьдесят лет после первого появления произведения. Награда пришлась и на последний год жизни автора (1817–1903). Это единственный случай, когда Нобелевская премия по литературе была вручена историку как таковому . Однако с тех пор литературная Нобелевская премия была присуждена философу (1950 г.) с упоминанием «интеллектуальной истории». и лидеру военного времени (1953 г.) за речи и статьи, включая «историю текущих событий», плюс Нобелевская премия была присуждена за две «экономические истории» (1993). Тем не менее, многотомная «История Рима» Моммзена остается в особом нобелевском классе.

1911 года Британская энциклопедия , широко уважаемый справочник, но, тем не менее, «беспощадно критический источник», резюмирует: «Такой же великий, как антиквар, юрист, политический и социальный историк, Моммзен дожил до того времени, когда среди исследователей римской истории у него были ученики, последователи, критики, но не соперники. Он сочетал в себе силу тщательного исследования с исключительной способностью к смелым обобщениям и способностью прослеживать влияние мысли на политическую и социальную жизнь».

Британский историк Г. П. Гуч в 1913 году, через одиннадцать лет после получения Моммзеном Нобелевской премии, дает нам такую ​​оценку своей «Römisches Geschichte» : «Его уверенность в прикосновении, его многостороннее знание, его пульсирующая жизненная сила и венецианский колорит его портретов оставили неизгладимое впечатление на каждого читателя». «Это было произведение гениальности и страсти, творение молодого человека, и сегодня оно так же свежо и жизненно, как и тогда, когда оно было написано». Об «Истории Рима» другой британский историк Арнольд Дж. Тойнби в 1934 году написал в начале своей 12-томной «Всеобщей истории »: «Моммзен написал великую книгу [ Römisches Geschichte ], которую, безусловно, всегда будут считать одним из шедевров Римской империи». Западная историческая литература».

См. также

• Теодор Моммзен
• История Рима
• Бартольд Георг Нибур
• Упадок и падение Римской империи

Внешние ссылки

• История Рима, книга I в Project Gutenberg

• История Рима, Книга II в Project Gutenberg

• История Рима, Книга III в Project Gutenberg

• История Рима, книга IV в Project Gutenberg

• История Рима, книга V в Project Gutenberg
• Римская история (на немецком языке) в LibriVox (аудиокниги, являющиеся общественным достоянием)
• Римская история , на немецком языке