Корейская националистическая историография

Шин Чэхо (1880–1936), самый ранний сторонник националистической историографии Кореи.

Корейская националистическая историография ( корейский : 민족사학 ; ханджа : 民族史學 ) — это способ написания истории Кореи , в центре которого находится корейский минджок , этнически определенная корейская нация . Этот вид националистической историографии возник в начале двадцатого века среди корейских интеллектуалов, которые хотели способствовать развитию национального самосознания для достижения независимости Кореи от японского господства . Его первым сторонником был журналист и борец за независимость Шин Чэхо (1880–1936). В своем полемическом « Новом чтении истории» ( «Докса Силлон» ), которое было опубликовано в 1908 году, через три года после того, как Корея стала японским протекторатом , Шин провозгласил, что корейская история — это история корейских минджоков , отдельной расы, произошедшей от бога Дангуна , который когда-то контролировали не только Корейский полуостров, но и значительную часть Маньчжурии . Историки-националисты выдвинули обширные претензии на территории этих древних корейских королевств, по которым о нынешнем состоянии минджока можно было судить .

Шин и другие корейские интеллектуалы, такие как Пак Ын Сик (1859–1925) и Чхве Нам Сон (1890–1957), продолжали развивать эти темы в 1910-х и 1920-х годах. Они отвергли два прежних способа репрезентации прошлого: конфуцианскую историографию Чосон Кореи ученых-бюрократов , которую они обвиняли в увековечении раболепного мировоззрения, сосредоточенного вокруг Китая , и японскую колониальную историографию, которая изображала Корею как исторически зависимую и культурно отсталую страну.

Работы этих довоенных историков-националистов сформировали послевоенную историографию как в Северной , так и в Южной Корее . Несмотря на идеологические различия между двумя режимами, доминирующая историография в обеих странах с 1960-х годов продолжает отражать националистические темы, и этот общий исторический взгляд является основой для переговоров об объединении Кореи . Пытаясь отвергнуть японскую колониальную науку, корейские историки-националисты переняли многие из ее предпосылок. притязания Син Чэхо Однако ирредентистские на Маньчжурию не получили широкого распространения.

Корейская националистическая историография приветствовалась как левыми, так и правыми сторонами Южной Кореи в 20 веке, но в 21 веке корейская националистическая историография все больше ассоциировалась с левым национализмом, который критиковал антикоммунистический консерватизм.

Исторический контекст

Японское изображение подписания Канхвского договора (1876 г.) между Японией эпохи Мэйдзи и Кореей Чосон , открывшего Корею для внешней торговли.

Конец девятнадцатого века был временем внутренних кризисов и внешних угроз для Кореи Чосон (1392–1910). Начиная с 1860-х годов, серия восстаний, вызванных чрезмерными налогами и плохим управлением, угрожала правящей династии, в то время как иностранные державы — в основном западные страны, но также и Япония эпохи Мэйдзи — использовали военную силу, чтобы попытаться открыть Корею для торговли. Японско -корейский договор 1876 года открыл три корейских порта для торговли и предоставил японским купцам экстерриториальность в этих портах. Этот неравноправный договор спровоцировал еще большее иностранное вмешательство, поскольку превратил Корею в объект соперничества между империалистическими державами. Один из важнейших вопросов заключался в том, является ли Корея суверенным государством или зависимой страной от Китая . Несмотря на статус Чосона как данника Минского (1368–1644) , а затем Цинского (1644–1911) Китая, что подразумевало отправку миссий с данью и ритуально более низкое положение корейского короля по отношению к китайскому императору , Корея могла также диктует свою внутреннюю и внешнюю политику, создавая двусмысленную ситуацию, которая разочаровывает западные державы.

Чтобы снизить напряженность, Китай и Япония подписали Тяньцзиньскую конвенцию (1882 г.), в которой обе стороны согласились не отправлять дополнительные войска в Корею. Однако в 1884 году корейские реформаторы при поддержке гвардейцев японской миссии попытались свергнуть короля Годжона (годы правления 1863–1907), но китайские войска, дислоцированные в Корее, быстро вмешались, чтобы сорвать переворот . Десять лет спустя вспыхнуло крестьянское восстание Донхак , которое снова поставило режим Чосон в затруднительное положение. Король Годжонг попросил Китай прислать войска, чтобы помочь подавить его, но Япония под предлогом защиты своих интересов на полуострове отправила еще больше. В июле 1894 года японские войска захватили корейского короля и вынудили его создать кабинет министров, который осуществил обширные институциональные реформы . Одна из этих реформ заключалась в создании Бюро истории (Пёнсагук編史局), которое сыграет роль в последующих спорах по поводу истории. Нападение Японии на китайские войска несколько дней спустя положило начало китайско-японской войне , в которой велись споры о том, кто будет контролировать Корейский полуостров. Война завершилась громкой победой Японии, подтвержденной Симоносекским договором (1895 г.), который вынудил Китай признать независимость Кореи Чосон. Но выход Кореи из мирового порядка, в центре которого находится Китай, просто расчистил путь японскому империалистическому господству.

История корейской националистической историографии

Предшественники (до 1895 г.)

Во второй половине правления династии Чосон (1392–1897) многие ученые разочаровались в китаецентризме и стали больше осознавать уникальность и независимость Кореи. Эта тенденция стала известна как движение силхак («прагматическое обучение»). Самым важным предвестником подъема националистической историографии до 1895 года было разрушение китаецентризма во время движения силхаков .

Некиноцентристские историографические идеи стали зарождаться в трудах учёных Хон Тэ Ёна (1731–1783), И Чон Хви (1731–1786), Пак Джи Вона (1737–1805), Ю Дык Гонга (1749). –1807), Чон Яг Ён (1762–1836) и И Гю Гён ( 李圭景 , 1788–1856). Хун Тэ Ён отверг священную идею китаецентризма о превосходстве Китая над всеми другими странами и утверждал, что все нации равны. Современник Хонга Чонг Яг Ён утверждал, что любая нация, преуспевающая в культуре, может определить себя как «центр», и далее утверждал, что, поскольку Корея уже достигла этого уровня культурного развития, ее можно поэтому назвать «центром». Он также подчеркнул важность дополнительного образования по корейским текстам, таким как Самгук Саги (12 век), а не только по китайской классике . Пак Джи Вон посетовал, что ведущие корейские историки того времени были привержены концепции Чжу Си , неоконфуцианской которая ставила Китай в центр международной системы. Он представил свежий взгляд на историческую территорию Кореи, простирающуюся за реку Ялу в Маньчжурию. И Гю Гён призвал интеллектуалов написать всеобъемлющую историю Кореи в рамках интерпретации независимой национальной идентичности.

Наиболее репрезентативным силхака историографическим трудом является работа Сонхо Ика (1681–1763) «Донса Канмок» («Основы истории восточной страны»), которая, хотя и написана в неоконфуцианских рамках, демонстрирует скорее критический, чем апологетический тон по отношению к Ранняя династия Чосон и ее основание.

1895–1945

1895–1905

Современные корейские историки прослеживают корни националистической историографии в движении за независимость Кореи , возникшем в ответ на рост японского влияния в Корее после победы Японии в китайско-японской войне (1894–1895) . Начиная с 1895 года корейские газеты начали продвигать новые способы представления Кореи. В 1896 году Со Джэ Пиль (1864–1951) и Юн Чи Хо (1864–1945) основали двуязычную (англо-корейскую) «Тонгнип Синмун» (« Независимая» ), которая стала первой корейской газетой, издававшейся на хангыле . Со и Юн, которые оба столкнулись с идеями «нации» и «независимости» во время учебы в Соединенных Штатах, пытались продвигать национальное самосознание среди корейцев , отчасти посредством исторического образования. В 1899 году газета перевела на корейский язык эссе «О патриотизме», которое китайский журналист и историк Лян Цичао недавно опубликовал в Японии. Но такие призывы к «корейскому политическому единству и расовой солидарности » в газетах начала века подвергались цензуре со стороны японских колониальных властей . Таким образом, « Тонгнип Синмун» был вынужден закрыться позже, в 1899 году. Японские власти также подавляли частные школы, которые пытались пропагандировать патриотизм посредством преподавания корейской истории, языка и обычаев.

Социал-дарвинистские идеи борьбы между расами также были среди новых интеллектуальных течений, влиявших на корейцев в то время. Они были завезены в Корею в 1880-х годах интеллектуалами, которые путешествовали или учились в Японии. Их первыми двумя сторонниками были Ю Киль Чун (1856–1914) и Юн Чи Хо (1864–1945), которые оба побывали в Японии весной 1881 года в качестве членов организации Эо Юн Чжун ( 어윤중 , 魚允).中; 1848–1896) Придворная наблюдательная миссия ( 조사 시찰단 , 朝士視察團), которую корейский королевский двор направил для наблюдения за реформами Мэйдзи. Юн упомянул идеи о корейской «расе» в редакционных статьях, опубликованных в «Тонгнип Синмун» , но недостаточно для широкого распространения этих идей. Действительно, до установления японского протектората над Кореей в 1905 году паназиатская точка зрения, согласно которой корейцы и японцы, как представители «желтой расы», были союзниками в борьбе против «белой расы», была более выражена в корейской культуре. газеты, чем изображения корейцев как расово отличных от японцев.

Японская колониальная историография

Основная японская историография возникла в результате слияния западной историографии, представленной немцем Людвигом Риссом в 1887 году, и китайской научной традиции доказательных исследований ( каожэн 考證 или косёгаку 考證學), которая утвердилась в Японии со времен периода Эдо ( 1603–1868). Японская историография Восточной Азии ( Тоёси ) была областью, возглавляемой Сиратори Куракичи 白鳥庫吉 (1865–1942), которая в целом следовала негативному, востоковедному изображению Китая и Кореи на Западе, одновременно классифицируя Японию как отдельную как от Азии, так и от Запада. а как на равных с Западом. То, что корейские историки называют японской «колониальной историографией», можно проследить до Токийского императорского университета «Истории Японии» 1890 года, «Кокуси ган» 國史眼, в которой приводились доводы в пользу общего происхождения корейцев и японцев ( Ниссен досорон ). Основываясь на хрониках Кодзики и Нихон Сёки , Кокуси ган ​​утверждал, что легендарные личности Сусаноо , брат императора Дзимму , и императрица Дзингу правили Силлой (Корея) или вторглись в нее. Такие взгляды на историческое подчинение Кореи Японии получили широкое признание в японской науке. и неотъемлемая часть национальной истории Японии, поскольку это было представлено в других книгах японской эпохи Мэйдзи (1868–1912), таких как Отори Кейсуке чосон Чосон » «Хроники Чосен (1885) и Хаяси Тайсуке «Хроники Чосенси Чосон» (1892), приводились аналогичные аргументы. Другой темой японских исторических исследований Кореи была отсталость Кореи, о чем впервые заявил экономист Токузо Фукуда в 1902 году, который сказал, что Чосон был эквивалентом Японии в период Хэйан (794–1185).

Со времени японо-корейского договора 1876 года стала Японская империя все активнее участвовать в корейских делах. После того, как русско-японская война в 1905 году открыла Маньчжурию (северо-восток Китая) для японской колонизации, Япония начала продвигать идею совместной и неразделимой «маньчжурско-корейской истории» ( мансэньши 滿鮮史). В этой теории маньчжурско-корейской истории, разработанной Инабой Ивакачи в 1920-х и 1930-х годах, Корея подвергалась воздействию различных сил гетерономии в политике и экономике и, таким образом, ей не хватало «независимости и оригинальности». Официальное участие империи в корейской историографии началось в 1915 году через офис Чунгчувона . Сайто Макото , японский генерал-губернатор Кореи , преследовал корейских этнических националистических историков ( минджок сахакка ), таких как Шин Чхэ Хо , Чхве Нам Сон и И Кван Су , в рамках политики «культурного сдерживания», начиная с мартовских событий. Первые демонстрации за независимость в 1919 году. Управление образования генерал-губернатора опубликовало 35-томный труд под названием «Чосенджин» , в котором утверждалось, что корейцы должны ассимилироваться с Японией; Японские интеллектуалы предложили переделать корейские имена в японский стиль . с этой целью В 1922 году генерал-губернатор учредил комитет, который составил 35-томную «Историю Чосона» ( Чосенши ). «Чосенси » в основном состоял из выдержек из китайских, японских и корейских исторических источников и использовался в качестве основного источника для исторических работ по Корее в японский период. Японские администраторы также исследовали артефакты, имеющие историческую ценность на Корейском полуострове ( косеки чоса дзигё 古蹟調查事業) и стремились опровергнуть распространенное мнение о Дангун деятеле корейской культуры . Популярным изображением корейцев в японской историографии было изображение садэджууи , или чрезвычайно раболепных по отношению к иностранным державам, особенно Китаю.

Шин Чэхо и корейская националистическая историография

Полемист Син Чэхо (1880–1936) нашел как конфуцианскую историографию, так и японскую колониальную науку неудовлетворительными по политическим, а не академическим причинам, и предложил вместо этого корейскую «расу» ( минджок ) в качестве альтернативного предмета анализа. Шин считал, что корейцы его времени имели «рабский менталитет» в результате многовековой исторической, политической и культурной зависимости от Китая, и в качестве лекарства он предписывал идентификацию с корейской нацией и государством, чтобы это сообщество могло быть побуждены к коллективному политическому активизму.

И в Северной, и в Южной Корее Шин Чэхо считается первым историком, сделавшим корейскую этническую принадлежность центром корейской историографии. Кореист Чарльз К. Армстронг отмечает, что Шин «считается отцом современной корейской историографии. Он получил типичное конфуцианское образование, но уехал из Чосон в Китай после заключения договора о присоединении Японии к Корее в 1910 году. Вдохновленный посещениями руин Когурё и горы Пэкду (Чанбай) на китайской стороне границы, он в изгнании публиковал корейские националистические трактаты до своей смерти в 1936 году.

Среди новых интеллектуальных течений, влиявших на корейцев во время японского правления, версия социального дарвинизма, пропагандируемая китайским историком Лян Цичао, имела влияние среди националистических журналистов-историков, таких как Шин Чэхо , Чхве Нам Сон и Пак Ын Сик . Лян учил, что мир разделен между экспансионистскими и влиятельными народами, такими как англосаксы и немцы , и народами, которые были слабыми и незначительными. Темы борьбы за существование ( saengjŏn kyŏngjaeng ), выживания наиболее приспособленных ( yangyuk kangsik ) и естественного отбора ( ch'ŏntaek ) вдохновили не только собственные исторические взгляды Шина, но и корейское «движение самоусиления» ( changang undong ). , который действовал на тех же условиях , что и в Китае и Японии . На Шина также повлияли «Методы изучения китайской истории» Ляна ( Zhongguo lishi yangjiufa , 1922), из которых произошли многие методы Шина. Он написал свою собственную историю Кореи, которая порвала с конфуцианской традицией, чьих носителей он назвал «изнеженными» и оторванными от «мужественной» корейской традиции, восходящей к древнему «корейскому» экспансионистскому королевству Когурё . Шин чувствовал, что конфуцианская историография, и особенно историография Кима Бу Сика и его предполагаемая предвзятость в пользу Силлы , подавляет обоснованные претензии Кореи на территорию Маньчжурии, которой не только владел Когурё, но и но Шин считался центральным этапом корейской истории и мерилом силы минджока . Более того, по словам Шина, именно акт написания истории заставил корейцев не восстать и снова не завоевать Маньчжурию, в результате чего «великая страна стала маленькой страной, великий народ стал маленьким народом». Однако он также критиковал учебники син сакэ вслед за конфуцианцами, которые, тем не менее, сочувственно относились к Японии, переводили японские исторические труды и отражали японское мировоззрение. Он также критиковал паназиатизм как прикрытие японского экспансионизма и рассматривал Восточную Азию просто как географическую единицу, а не как основу для солидарности. В результате его новая история была сосредоточена как на «национальной борьбе», а не на взлете и падении политических династий, так и на подчеркивании отделения Кореи от Китая и Японии, поскольку он утверждал, что историография «должна продвигать национальный дух и независимость». Коллеги-историки Пак Ын Сик (1859–1925) и Чан Чи Ён также попытались исправить «рабскую литературную культуру» ( noyejŏk munhwa sasang ) янбана, чтобы отразить предполагаемую военную традицию исторической Кореи.

После японской аннексии некоторые корейские интеллектуалы предпочли отступить и заняться прославлением культурного пространства Кореи в прошлом, а не активным сотрудничеством или открытым сопротивлением новым властям. Чхве Нам Сон , основатель Ассоциации славной корейской литературы ( Чосон Кванмунхэ ), и Пак Ын Сик были представителями новой школы историков, называемой историками-националистами ( Минджок сахакка ), которые оплакивали упадок династии Чосон и стремились поднять национальное сознание для достижения независимости Кореи . Несмотря на свое звание историков, многие видные деятели движения не имели формального исторического образования, делали крайние заявления, у которых «мало шансов выдержать строгую проверку объективной исторической критики», и рассматривали историю как политическое оружие, служащее целям достижения независимости Кореи. Син Чэхо часто пересматривал существующую историю и мифологию, чтобы поддержать свой идеал исторической автономии Кореи, а там, где он не мог его найти или где были противоречия, винил в этом «утраченные» или «фальсифицированные» записи - метод, в котором он обвинял Ким Бу. -сик от. Эти историки предпочли фольклорный «Самгук Юса» в качестве источника санкционированному судом «Самгук Саги» . обвинение составителя саги в искажении корейской истории в сторону конфуцианства и садэджууи (прокитайского) заканчивается. Историческое исследование Чхве, которое, по его мнению, не должно быть беспристрастным, было мотивировано желанием опровергнуть японское учение кокугаку , которое подчеркивало те периоды, когда Корея находилась под иностранным господством. Среди ученых-националистов Шин решил адаптировать методы японской науки, включая использование уничижительного экзонима Шина , чтобы унизить Китай. Ан Хвак (安廓), другой корейский националист, перевернул японские историографические стереотипы, например, утверждая, что предполагаемая фракционность позднего Чосона была зачаточной формой современной партийной политики . В 1914 году Ким Кё Хон (金教獻) написал первую националистическую историю Кореи, от Дангуна до позднего Чосона, под названием «Популярная история бога Тангуна» ( Синдан минса 神檀民史). Из-за японской цензуры написание националистических историй было отождествлено с антиколониальным сопротивлением.

Корейские историки обвиняют японскую колониальную историографию в четырех основных искажениях: в отведении ведущей роли китайским, маньчжурским и японским актерам в истории Кореи ( t'ayulsŏngron ); изображение корейского общества как застойного и даже дофеодального ( чончхэнгрон ) ; документирования фракционности в корейской политической культуре ( танп'асонг-рон ); и утверждения об общем корейском и японском происхождении ( ilsŏn tongjoron ), чтобы оправдать японскую колонизацию Кореи. И Ки Бэк резюмирует японскую колониалистическую историографию как основанную на предположениях о «застое, неразвитости, партикуляризме полуострова и неоригинальности».

После смерти Шина историков, писавших в его традиции, стали называть «новыми националистами» ( син минджокчууи ) движения «корееведение». В 1930-е годы возникли альтернативные школы, в том числе марксистская историография и западный научный подход ( Чиндан хакхоэ ). Ученые из Чиндан хакхэ (Академическое общество Чиндан), в том числе И Пён До, И Сан Бэк, Ким Сан Ги и Ким Сок Хён, прошли обучение в университетах Японии или в Императорском университете Кейджо в Сеуле и опубликовали публикации в Японские журналы, следующие объективным идеям Ранке , которые бросили вызов японской колониальной историографии. С другой стороны, в состав «Новых националистов» входили такие фигуры, как Чон Ин-бо (鄭寅普) и Ан Чэ-хун (安在鴻), первый из которых имел классическое китайское образование, а не учился на факультете социальных наук в университете. в Корее или Японии. Они подчеркивали «независимый дух себя» ( чашим ), в отличие от неоконфуцианства и учености западного стиля, которые представляли для Чонга «зависимый дух ( ташим ).

После Второй мировой войны

Капитуляция Японии в конце Второй мировой войны дала Корее независимость, но полуостров был немедленно разделен на идеологически противоположные режимы в Северной и Южной Корее . Поначалу историки-марксисты, сосредоточившие внимание на классовом анализе, доминировали в исторической литературе на севере, тогда как Сынмана стойкое антикоммунистическое правительство Ли (1948–1960) также сделало понятие минджок менее центральным в историографии на юге. В Северной Корее классовый анализ был заменен националистическим анализом в 1950-х годах, вскоре после Корейской войны . В Южной Корее падение режима Ли в 1960 году и антияпонские протесты, вызванные нормализацией дипломатических отношений с Японией в 1965 году, также восстановили минджок как «объединяющую основу» для развития антиколониальной историографии. С тех пор исторические исследования как на Севере, так и на Юге демонстрируют «повсеместный и интенсивный националистический тон», несмотря на идеологические различия между двумя странами. Этот общий исторический взгляд послужил фоном для отношений между Северной Кореей и Южной Кореей , как это было в июне 2000 года, когда главы обоих корейских государств заявили, что объединение Кореи является историческим императивом.

Северная Корея

После обретения независимости в 1945 году «гораздо более воинственный» националистический тон в северокорейской исторической науке по сравнению с южнокорейской историографией позволяет отнести такую ​​науку к категории националистических, а не марксистских. Лидер Северной Кореи Ким Ир Сен поручил историкам-пропагандистам прославить Когурё подвиги древнего королевства против Китая династии Тан , а также недавнюю антияпонскую борьбу на северо-востоке Китая (Маньчжурия). Ким входил в Северо-Восточную антияпонскую объединенную армию , возглавляемую Коммунистической партией Китая , членом которой он был, но позже эта история была заменена его непроверяемым заявлением о том, что он возглавлял « Корейскую народно-революционную армию » ( Чосон ) инмин хёнмёнгун ), детали которого поразительно схожи с Северо-восточной антияпонской народно-революционной армией, которой руководил китаец. Северокорейская история подвигов Ким Ир Сена в маньчжурском изгнании содержит упущения, неправдоподобия и подделки, а также подтекст странствий и спасения (минджок ) , который сравнивают с христианской и греческой мифологией. По мнению Ги-Ука Шина, «кровный национализм» Ким Чен Ира произошел от идей историков Шин Чэхо, И Кван Су и Чхве Нам Сона .

Есть также сходства – хотя и непризнанные из-за культа личности Кима – между акцентом Кима на идеологии чучхе ( чучэ ) самостоятельности и идеей Шина «автономного духа» ( чучэ ŭi chŏngsin ) и очернением рабского садэджууи . Именно из этих концепций берут начало межкорейские обвинения и встречные обвинения в «зависимости». Географическое расположение правительства Кима в Северной Корее помогло ему продвигать националистические истории с участием Когурё и других маньчжурских государств, чтобы укрепить свою легитимность. Самая авторитетная история Северной Кореи, « Чосон тонса» (издание 1977 года), оправдывает непропорциональное обращение с Когурё, особенно по сравнению с традиционно почитаемой современной Силлой , «потому что корейский народ был самым сильным при правилах [Когурё]».

Чосон тонса также бросает вызов традиционному взгляду на « Объединённую Силлу » как на объединившую Корею, заявляя, что режим — это лишь «южная часть национальной земли» и что, объединившись с династией Тан в Китае, он «принёс в страну иностранные государства». врагов и... совершил тяжкое преступление перед корейским народом». В результате войны Когурё-Тан , продолжает он, Корея «потеряла немалое количество территории в пользу агрессоров», имея в виду земли, оккупированные Балхэ после краха Когурё, хотя Северная Корея считает Балхэ корейским. С 1950-х годов северокорейская историография отказалась от классового анализа в пользу националистических категорий в соответствии с ведущей идеологией чучхе . До этого северокорейские ученые занимались адаптацией марксистской историографии к корейской истории, но в 1966 году декан северокорейского отделения историков счел одно противоречие о том, как примирить марксистскую историографию с национальной историей, задачей, более актуальной для славян и немцев , чем для корейцев. . Северокорейская историография стала принимать более националистические аспекты и сделала Маньчжурию своим географическим центром; и важные исторические споры начали разрешаться без дебатов и дискуссий. В отличие от Коммунистического Манифеста , который начинается словами: «История всех до сих пор существовавших обществ — это история классовой борьбы», стандартный текст по истории Северной Кореи гласит: «История человечества — это история борьбы людей за Чаджусон [ автономия или независимость]». По мнению Чарльза К. Армстронга , эта концепция истории больше похожа на концепцию Син Чэхо о «я» против «не-я», чем на марксизм.

Этот исторический труд отрицал влияние китайской цивилизации на Корею и призывал к исправлению древней корейской истории на основе идеологии чучхе , основанной на самообеспечении. Северокорейская историография современной Кореи в основном содержит непроверяемые утверждения о героических националистических действиях семьи Ким Ир Сена , например, о том, что один из предков Кима возглавил толпу, которая сожгла американский военный корабль в 1866 году. В северокорейской историографии это нападение знаменует собой начало современной корейской истории ( кундаэса ). Гора Пэкту , которая почти всегда сопоставляется с сыном Кима Ким Чен Иром , все чаще фигурирует в северокорейской «мифографии» с 1960-х годов, а с 1970-х годов все чаще фигурирует в северокорейской «мифографии», связывая лидера с Дангуном , предполагаемым прародителем корейской расы. Тем не менее, его также использовали для восхваления силхакского реформатора Чонг Тасана как патриота на Севере, потому что Тасан хотел положить конец участию Чосона в системе данников Императорского Китая . Сам Тасан был сторонником «ориентированной на людей» ( минбон ) теории истории. В речи сына Кима Ким Чен Ира в 1970 году перед Трудовой партией Кореи подчеркивалось, что «мы должны обеспечить, чтобы вещи прошлого показывали или преподавали нашему народу, чтобы способствовать его воспитанию в духе социалистического патриотизма» ( sahoe chuŭi chŏk aeguk чуй ).

Южная Корея

Корейская националистическая историография доминирует в области корееведения в Республике Корея (Южная Корея) с 1945 года. С 1945 по конец 1960-х годов южнокорейская национальная историография начала отходить от биографий героических деятелей корейского движения за независимость к анализу националистических инцидентов, таких как Движение 1 марта . Тем не менее, южнокорейская националистическая историография стремится опровергнуть то, что историк Ли Ки Пэк назвал «колониальным взглядом на корейскую историю», которого предположительно до сих пор придерживаются японские и зарубежные ученые. Одна из таких «колониальных точек зрения» заключалась в том, что династия Корё (918–1392) находилась в застое, и историки-националисты изучали институты Корё, чтобы попытаться опровергнуть доказательства динамизма и перемен. Но о Чосоне более чем в два раза больше статей и монографий, чем о Корё, поскольку южнокорейские историки предполагают, что в это время произошел потенциальный фундаментальный, необратимый переход от традиционализма к модернизму. Это изменение, как говорят историки, такие как Чхве Юн Хи , тормозилось различными японскими вторжениями, начиная с 16-го века, и окончательной аннексией, которую они обвиняют в социальной нестабильности и вооруженном бандитизме. Ким Чхоль Чхун, писавший в 1970 году, оценил состояние южнокорейской историографии как отсутствие «критического духа». В 1978 году историк-националист Кан Мангил бросил вызов существующей периодизации истории Южной Кореи на «колониальные» и «постосвободительные» блоки, вместо этого предположив, что вторую половину 20-го века следует характеризовать как период «разделения», предшествующего созданию единого этнического корейского государства. Его атака на «колониальную» корейскую историографию предложила новую «самоопределяющуюся историографию» ( chuch'ejŏk sagwan ). С 1970-х годов маргинальные элементы южнокорейского исторического сообщества также пытались возродить ирредентистский акцент Шина на Маньчжурии. Нормализация китайско-южнокорейских отношений и визиты к корейцам в Китае повысили интерес к региону, хотя усилия по «возвращению древних земель», как выразился один автор-ирредентист, в общественной сфере являются маргинальными.

Официальная история Республики Корея изображает корейский народ в центре его собственного «освобождения» от небольшого числа коллаборационистов, отводя союзникам во Второй мировой войне второстепенную роль. Авторитарные правительства Южной Кореи активно вмешивались в историческую науку, «усугубляя традиционно конформистский характер устоявшейся науки», делая такие темы, как популярность коммунизма в Корее 1930-х и 1940-х годов, табу. После демократизации Южной Кореи в 1987 году ученые продолжают публиковать националистические истории, и гегемонистское изображение японского правления как репрессивного по отношению к корейской культуре не изменилось, хотя некоторые корейские ученые поставили под сомнение дихотомию «сотрудничество-сопротивление». С 1980-х годов и до президентства Ким Дэ Чжуна в 1998 году большинство южнокорейских историков коллаборационизма соглашались с идеей, что «история нации была похищена» после обретения независимости «кликой прояпонских марионеток», которых прикрывала Военное правительство армии США в Корее и Ли Сын Ман из Следственного комитета по борьбе с предателями. Недавние политические кампании, такие как создание в 2005 году президентской комиссии по выявлению и осуждению коллаборационистов, закрепили национальную историю как доминирующую форму историографии. Государство сохраняет за собой самого мощного поставщика исторической памяти в Южной Корее, запустив, например, в 2010 году кампанию «вспомнить вместе с народом гордую историю установления одновременно национального суверенитета, демократии и экономического развития, чего-то уникального в мире». - легитимизация повествования, исключающего историю Корейской войны и корейских демократических активистов, выступающих против южнокорейского государства. Однако некоторые историки южнокорейских новых правых , такие как Ли Ён Хун , бросают вызов истории, ориентированной на нацию, предлагая историю, ориентированную на государство, которая способствует патриотической гордости ( эгукшим , 愛國心 ) за экономические достижения Южной Кореи, а не стыду. за провал объединения корейцев. Им Чихён — еще один современный сторонник, хотя и другого идеологического происхождения, сторонника «демократизации» ( minjuhwa 民主化 ) историографии путем ее освобождения от парадигмы «монолитной нации». Однако он критически относится к попыткам демократического правительства Южной Кореи примирить ( kwagŏ ch'ongsan ) прошлое государства, связанное с белым террором .

Постколониальные южнокорейские историки-националисты также стремились разделить корейцев во времена японской администрации на категории корыстных коллаборационистов или самоотверженных националистов-противников. Первый серьезный вызов поддерживаемой государством-гегемоном националистической историографии исходил не от корейца, а от американца Брюса Камингса , написавшего в 1981 году книгу «Истоки корейской войны» . Камингс вспоминал, что столкнулся с сильным сопротивлением своей ревизионистской историографии, в том числе о том, что «простое упоминание идеи о том, что Япония каким-то образом «модернизировала» Корею, вызывает возмущенные отрицания, острые эмоции и ощущение хаоса, который только что произошел или вот-вот произойдет».

Темы

Сочинения Син Чэхо обозначили темы для более поздней националистической историографии, включая древность и самобытность корейцев; долгая история корейцев, отражающих «иностранную агрессию»; и изображение корейцев «как неотъемлемой части мировой истории».

Корейский минджок

Основной целью корейской националистической историографии ( минджок сахак ) в Южной Корее с 1945 года было написать «новую расовую историю корейской независимости», которая опровергла бы более ранние японские исследования Кореи ( Ильчесагван ). Идея корейской расы или народа вошла в корейский словарь в конце 1890-х годов вместе со словом минджок . , до XIX века По словам Картера Эккерта «чувство лояльности к абстрактной концепции «Корея» как национального государства или к согражданам полуострова как «корейцам» было незначительным, если вообще существовало». Верность деревне, семье и королю имела приоритет для простых людей, в то время как корейская элита считала себя членами «космополитической цивилизации, сосредоточенной на Китае».

Приход системы национальных государств в Восточную Азию, во время которого Корея была включена в Японию эпохи Мэйдзи, побудил корейских активистов «переопределить Корею с точки зрения внутренней однородности и внешней автономии». В эссе Шин Чэхо 1908 года «Докса Силлон» («Новый способ чтения истории») Шин приравнял историю Кореи ( кукса ) к истории корейской нации ( минджокса ), пытаясь перенаправить лояльность людей к той категории, которая, как он утверждал, всегда существовала в истории. . Например, Шин утверждал, что Корё восстание Мочхона (1135–1136) против , которое было подавлено Ким Бу Сиком , было названо «националистическим» восстанием. Мёчхон потребовал, чтобы Корё перенес свою столицу на север, в Согён (современный Пхеньян), и занял более агрессивную позицию против династий Ляо и Цзинь на севере, что, по мнению Кима, подорвет безопасность государства Корё. Более поздняя работа Шина, из «Чосон санго мунхваса» , показала более критическую оценку первоисточников , используя методы археологии , эпиграфики и сравнительной лингвистики и меньше полагаясь на Священные Писания Тэджонгё (поклонение Дангуну).

Древность и связь с Внутренней Азией

Националистическая историография считает Йемаек началом «единства расы, культуры и государственности на доисторическом Корейском полуострове», игнорируя присутствие современной культуры Верхнего Сяцзядянь (1000–600 гг. До н.э.) и культуры Нижнего Сяцзядянь (2200–1600 гг. до н.э.). в Ляодуне. Следуя японской колониальной парадигме коренного населения , корейская националистическая историография утверждает все более и более древнее происхождение корейцев, чтобы доказать легитимность корейской культуры. Такой поиск «расового происхождения» корейцев отражает японскую концепцию кокутай («национальная сущность»), которая была частью кокугаку . науки Для Сина поиски идеального времени в древности были связаны не с периодом конфуцианского мира и стабильности (как в китайской историографии , превозносившим императоров Яо и Шуня ), а с периодом, когда корейский минджок контролировал большую часть территории. Ретро-проекция концепций расы и этнической принадлежности 20-го века на древнюю Корею привела к «сложной путанице противоречивых повествований, наполненных тангунской фантастикой, конкурирующими династическими мифами и гипотетическими вторжениями племен, а также необъяснимыми археологическими данными». .[что] сделало практически невозможным отличить факты от вымысла в исследованиях древней Кореи». Национализм настолько проник в основную историческую науку в Южной Корее, что китайские иероглифы , до недавнего времени использовавшиеся исключительно для написания корейского языка , в научных журналах выносятся в сноски или вообще исключаются. Историческая периодизация в Северной Корее направлена ​​на доказательство «превосходства и развитости» корейской цивилизации путем «отодвигания начала каждого исторического этапа как можно дальше назад».

Корейская националистическая историография связана с «популярной археологией» в Южной Корее , где телевизионные археологи, конкурирующие за рейтинги, выдвигают все более обширные претензии на пределы древней Кореи. Например, в 1993 году газета Korea Daily спонсировала поездку археолога Сон Бо-ги из Университета Ёнсей в Улан-Батор , Монголия , где Сон утверждал, что он обнаружил новую каменную крепость Когурё, которая доказала, что Когурё простирается за пределы хребта Большого Хингана . Искусство корейского бронзового века популярные археологи связывают, например, со искусством скифов , предположительно доказывая «прибытие высшей северной расы» на Корейский полуостров. Корейские журналисты и исследователи также регулярно путешествуют по местам Шелкового пути в Центральной Азии корней» Кореи в поисках « алтайских . Чхве Нам Сон , писавший в духе территориальной традиции Шин Чэ Хо, утверждал, что Корея была центром пурамской культуры , которая простиралась глубоко в Среднюю Азию . По мнению Чхве, мир был разделен на индоевропейскую , китайскую и «паркскую» культуры ( Purham munhwa kwŏn ), последней из которых была корейская синтоистская религия, распространившаяся от Черного моря через Каспийское море , Тянь-Шань. Горный Алтай , через Корею, Японию и Окинаву . Чхве утверждал, что Дангуну поклонялись повсеместно в этой суперкультуре . Однако, по словам Чизуко Аллен, Чхве не исследовал местные культуры каких-либо стран, кроме Кореи, Китая и Японии, и основывал свою теорию на фонетическом сходстве географических объектов. Теория культуры Пурхема Чоу с тех пор была принята активистом за независимость и лидером «Движения корееведения» Ан Чхэ Хонгом .

Пересмотренный корейский миф об основании

Примерно в середине династии Чосон среди историков сложилась точка зрения, что корейское происхождение связано с китайскими беженцами, считая корейскую историю историей длинного ряда королевств, связанных с Китаем. Таким образом, государства Гиджа Чосон и Силла ценились, в то время как государства Кочосон и Когурё не считались важными. Согласно этой точке зрения, первое государство в Корее, Гиджа Чосон , было основано Джизи в 1122 году до нашей эры, который был недовольным китайским советником династии Шан . была задумана аналогично предполагаемому основанию Рима троянским История о том, как он принес на Корейский полуостров поэзию, музыку, медицину, торговлю и политическую систему , беженцем Энеем . Но к 1930-м годам, под влиянием историй Син Чэхо, история основания Кореи Дзидзи стала менее популярной, чем история Дангуна , сына тигра и медведя (последнее часто встречается в японском фольклоре ), который принес цивилизацию на Корейский полуостров. . Шин и другие историки, распространявшие этот миф, находились под влиянием Тэджонгё , нового религиозного движения , поклонявшегося Дангуну. но подверг критике повествования о Дангуне, написанные в учебниках до аннексии, в которых он изображался как брат японского бога Сусаноо . Для Шина Дангун был одновременно основателем корейского минджока и первого корейского государства ( кук ), а значит, необходимой отправной точкой корейской истории. В ответ на то, что японские ученые Сиратори Куракичи и Иманиси Рю назвали Дангун выдумкой автора « Самгук юса» , историк-националист Чхве Нам Сон напал на японскую мифологию как построенную на выдумках.

Сосредоточив внимание на мифологическом боге, основавшем «священную расу» ( синсон чхонджок ), корейская националистическая историография стремится изобразить древнюю Корею как золотой век «богов и героев», когда культурные достижения Кореи соперничали с культурными достижениями Китая и Японии. Соответственно, Син Чэхо возвысил Дангуна, чтобы он играл ту же роль, что и Желтый император в Китае и которую Аматэрасу играет в Японии. Чхве Нам Сон, согласно своей теории культуры Пурама, ставит Дангуна даже выше китайских и японских императоров, потому что эти правители предположительно были шаманскими правителями древней корейской традиции «Парк». История Дангуна также подтверждает утверждения о том, что корейскому наследию более 5000 лет. По словам Хён Иль Пая, можно сказать, что популярность исследований Дангуна «отражает прогрессивно ультранационалистическую тенденцию в современной корейской исторической и археологической науке». Син Чэхо назвал гору Чанбай ( Пэкду по-корейски) на китайско-корейской границе частью корейского наследия в силу связи с мифическим Дангуном. претендовали маньчжуры китайской династии Цин из-за мифа о их происхождении. Однако на Чанбайшань уже с 17 века а также монголы , и горы считаются священными в ханьской китайской культуре. и Эта националистическая идентификация Чанбая/Пэкду с корейцами была закреплена операцией партизан корейского движения за независимость, действующих от китайской границы, и задним числом легитимизирована со ссылкой на историю государств Кочосон и Балхэ . Связь китайской цивилизации с древней Кореей продолжает подвергаться нападкам со стороны северокорейских историков, которые утверждают, что история Гиджа Чосон была «злостно искажена феодальным правящим классом, последователями садэджуи и крупными державами-шовинистами».

Отношения с Китаем и Японией

Отличие от

Корейский этнический национализм основан на идее о том, что корейцы существовали как единая уникальная однородная раса ( танил минджок с древних времен ). В рамках усилий по созданию повествования о корейском происхождении, свободного от «расового загрязнения» со стороны китайцев или японцев, расовые истории корейцев, публикуемые в Корее, обычно начинаются со строчки «Корейцы не японцы». В результате наиболее политкорректные предположения о происхождении корейцев — из южной Сибири ( пукпан-ге ), из « Южного моря » или мифологического (как в истории о Дангуне). Наиболее влиятельным изложением этих националистических теорий происхождения является «История формирования корейской расы» Ким Чон Хака (1964); среди других - Ким Чон Бэ (1976, 1987, 1990), И Ки Бэк (1977, [с И Ки Доном] 1983), Ким Вольён (1970, 1986, 1989b), Юн Му Бён (1987). и И Чонгук (1993). По мнению Син Чэхо, корейский народ был потомками Дангуна , который слился с народом Пуё ( Фую ) Маньчжурии и завершил свое развитие как ядро ​​народа Когурё .

В националистической историографии Корея высоко ценится как страна с местной культурой, отдельной от культур Китая и Японии. Доказательства китайского культурного влияния на корейцев, а также общего предкового происхождения корейцев и японцев осуждаются как «злой заговор» «японской империалистической историографии» ( Ильче сагван ) с целью «уничтожить корейский народ» ( минджок малсал ). Син Чэхо стремился сделать «Корею» первичной, ограниченной единицей истории Восточной Азии, которая, по его мнению, была искажена конфуцианскими историками, которые измеряли корейцев градацией между китайцами и варварами . Археологи как в Северной , так и в Южной Корее утверждают, вопреки более ранним исследованиям, что в Корее существовала культура бронзового века , отдельная от культуры Китая, с артефактами, напоминающими культуры Сибири и Маньчжурии.

Превосходство над

Альтернативно, в националистической историографии Корея изображается как постоянно подвергавшаяся на протяжении всей истории жертвам Китая и Японии, но остающаяся морально, расово и культурно превосходящей их, поскольку они - а в последнее время и западные державы - пытались, но «не смогли подавить национальный дух Кореи». . Работа Шин Чэхо показывает влияние социального дарвинизма , изображая историю как расовую борьбу между минджоком «буё» (корейским) сяньбэй с минджоком , китайцами , мохэ и чжурчжэнями за территорию. Он восхвалял исторических деятелей, которые сохранили или расширили «корейский» контроль над Маньчжурией, и пристыдил тех, кто этого не сделал, таких как Муёль из Силлы . В результате поиски героев первого привели к тому, что его Докса Силлон больше сосредоточился на древней, а не на новейшей истории. Различные самоназвания корейцев в борьбе минджок включают «хорошую расу» ( сонмин ) и «избранный или избавленный народ» ( падал ). В постколониальной историографии Северной и Южной Кореи существует тенденция подчеркивать «превосходство» ( ususŏng ) и «продвинутость» ( sŏnjinsŏng ) исторического развития Кореи.

Националистическая историография прославляет различные победы «корейцев» над «иностранцами», включая войну Когурё-Суй (612 г.), войну Когурё-Тан (645 г.), Корё-киданьскую войну (1018 г.), корейско-чжурчжэньские войны (1107 г.), монгольские вторжения в Корея (1231–1273 гг.) и японское вторжение в Корею (1592–1598 гг.) . Соответственно, военные герои, такие как Ыльджи Мундок из Когурё, а также все генералы Трех современных королевств Когурё , Пэкче и Силла , имеют общую, «национальную» идентичность корейца. Однако, по словам Джона Дункана, «крайне маловероятно», чтобы люди этих королевств идентифицировали себя с «более крупным, «корейским» коллективом, выходящим за рамки местных границ и государственной лояльности». И Сан Рён , который утверждал, что история «подняла достоинство страны и воспитала патриотизм» ( kungmin chŏngshin ), утверждал, что во время «северной истории» корейцев в Маньчжурии, со времен Дангуна до Балхэ , Сушен ( Суксин ) и японцы подчинялись Дангуну.

Шин Чэхо также выступал за существование монотеизма в древней Корее, поднимая корейцев до «развитых» цивилизаций Ближнего Востока ; однако эта теория противоречит другим националистическим историографиям, которые предполагают шаманизм как древнюю корейскую религию, а также теории почти всех историков религии, которые говорят, что корейцы были синкретистами . На Се Чжин , самый цитируемый корейский физический антрополог, утверждал в 1964 году, что корейцы превосходят «внешностью, умом, храбростью, ростом и силой» китайцев и японцев и больше напоминают европейцев, чем « монголоидов », что отражает фиксацию националистической историографии о доисторических расовых корнях. Для Шина основание Кореи таким древним деятелем, как Дангун, доказывало, что Корея более древняя, чем Китай; что Дангун колонизировал Китай, доказав, что Корея превосходит Китай; и что мифические китайские императоры и мудрецы на самом деле были «корейцами». Шин также переосмыслил «Великий план» ( Хунфань чин чоу 洪範九疇), данный Джизи из Гиджа Чосон , как созданный «человеком из [Чосон]», превратив Китай в импортера корейской цивилизации, в отличие от традиционный вид.

Историческая территория

Владение полуостровом и превосходство над ним

В своей основополагающей работе «Докса Силлон » Син Чэхо переопределил предмет корейской национальной истории только с Корейского полуострова как в сторону внешних границ « Маньчжурии », так и в сторону «расовой нации» ( минджок ). Определяя корейскую историю как историю минджока , он мог утверждать, что Когурё , Силла и Пэкче , несмотря на частые войны между собой, были «одним и тем же минджоком и, следовательно, имели одну и ту же историю». Однако концепция корейской нации, ограниченной реками Ялу и Тюмень, была подкреплена конфуцианскими историями Чосон, которые не придавали легитимности династиям, владевшим такой крайней северной территорией. Син Чэхо особенно возмущался этим заключением, считая падение Когурё и потерю «корейского» контроля над его внеполуостровной территорией началом упадка минджока . Он писал: «Когда корейский минджок получает Маньчжурию, корейский минджок становится сильным и процветающим. Когда другой [восточный или северный] минджок получает Маньчжурию... тогда Корея [Хангук] входит в этот... [восточный или северный] минджок сфера власти России.... Это железное правило, которое не меняется уже четыре тысячи лет", мнение, с которым согласно большое количество современных корейцев. В этом сокрушении Шин нашел общий язык с императорскими японскими историками школы Мансэнси , которые хотели изобразить Корейский полуостров и Азиатский континент неразделимыми, но с обратной целью - подорвать идеи независимости Кореи. Не только Шин, но и его коллега-националист-историк Пак Ын Сик считали Маньчжурию основой, на которой можно построить могущественную «Великую Корею».

В то же время, однако, националистическая историография предполагает, что любое государство, населяющее Корейский полуостров, было «корейским»; и что все жители полуострова неизменно и однородно были «корейцами» на протяжении «5000 лет». Э. Тейлор Аткинс критикует эти предположения как «не менее сомнительные, чем те, которые выдвинули японские колониальные ученые», и как способствующие современным территориальным спорам с Китаем и Японией. Историческое изучение острова Чеджу , Уллындо и скал Лианкур ( Токто ), соответствующее их концепции как корейского со времен позднего Чосона, служило своевременным потребностям морской обороны.

Интерпретация Балхэ как корейского

Во времена правления династии Чосон Пак Джи Вон отрицал тот факт, что территории династии Хань простирались к югу от Ялу, и критиковал Ким Бу Сика за исключение Балхэ ( Бохай по-китайски) в Маньчжурии из истории Кореи, утверждая, что что Балхэ были «потомками» Когурё. И Кю Гён утверждал, что исключение Балхэ из истории Кореи было «серьезной ошибкой», поскольку «он занимал огромную территорию». Кроме того, основатели Балхэ Дэ Джоён и его отец Дэ Чон Сан были генералами армии Когурё, которые считались этническими корейцами, а большая часть правящего класса Балхэ были корейцами. Однако в последние годы правления династии Чосон все большее число корейских историков включало Балхэ в историю Кореи, несмотря на признание того, что большая часть населения страны составляла народ Мохэ , которого нельзя было считать корейцами. В 18 веке разрыв был таким, что ученые Сонхо Ик и Ан Чонгбок категорически отказались считать Балхэ частью корейской истории, в то время как Син Кёнджун и Ю Дык Гонг полностью включили ее в историю. Столетие спустя Хань Циюнь ( 韓致淪 ) и Хань Чинсо ( 韓鎭書 ) включили Балхэ в историю Кореи как равного таким бесспорным корейским династиям, как Силла . Син Чэхо раскритиковал Самгук Саги за исключение Балхэ и королевства Пуё (кит. Фую , еще одно маньчжурское государство) из корейской истории. Он интерпретировал поражение Балхэ от киданями , возглавляемой династии Ляо , как причинение «половины древних земель нашего предка [Дангуна] ... [утраты] на более чем девятьсот лет». Северокорейские учёные, а в последнее время и некоторые из южных, недавно попытались включить историю Балхэ в качестве неотъемлемой части корейской истории, бросив вызов взгляду на Единую Силлу как на объединение Кореи. Согласно этому повествованию, Корё было первым объединением Кореи, поскольку Балхэ все еще существовал, оккупируя бывшую территорию Когурё к северу от Корейского полуострова.

Отрицание присутствия древней династии Хань

Демонизация японских исторических и археологических находок в Корее как империалистических подделок отчасти связана с открытием этими учеными командования Леланга , посредством которого династия Хань управляла территорией вблизи Пхеньяна, и утверждением, что это китайское командование оказало большое влияние на развитие Корейская цивилизация. До северокорейского вызова было общепризнано, что Леланг был командованием, основанным императором У Хань после того, как он победил Кочосона в 108 г. до н.э. Чтобы разобраться с гробницами династии Хань, северокорейские ученые переосмыслили их как останки Кочосона или Когурё. Что касается тех артефактов, которые имеют неоспоримое сходство с найденными в ханьском Китае, они предполагают, что они были завезены в результате торговли и международных контактов или были подделками, и «ни в коем случае не должны быть истолкованы как основание для отрицания корейских характеристик артефактов». ". Северные корейцы также говорят, что было два Леланга и что Хань фактически управлял Лелангом на реке Ляо на полуострове Ляодун , в то время как Пхеньян был « независимым корейским государством » Леланга, существовавшим со II века до нашей эры до III века. век нашей эры. Традиционный взгляд на Леланга, по их мнению, был расширен китайскими шовинистами и японскими империалистами.

Претензии на Ляодун и другие китайские территории

Син Чэ Хо опирался на ирредентистские темы из императорской японской историографии, которая выступала за территориальную экспансию, основанную на прошлом контроле. Чтобы оправдать создание Великой Японии, японский историк Куме Кунитаке раскритиковал представление о Японии как островном государстве , предположив, что Япония управляла Кореей и юго-восточным Китаем в прошлом. Историография Шина оправдывала создание Великой Кореи со ссылкой на территории, которые Корея предположительно владела в прошлом. что Шин имел в виду — от Пэкче : западный Ляодун , Шаньдун , Цзянсу , Чжэцзян и прилегающие районы; и от Силлы : северо-восточный Цзилинь . Он чувствовал, что объединенные Силла , Корё и Чосон не были истинными «объединениями» корейского народа, как считалось ранее, а лишь «полу-» или «полу-» объединениями ( панпёнджок тхонгил ) с полной объединение, еще не осуществившееся со времен Дангуна. Ранее Пак Джи Вон утверждал, что Ляодун и другие территории выше реки Ялу следует считать исторической территорией Кореи, иначе Корея потеряет еще больше территории. И Гю-гён считал, что Ляодунский полуостров был «неопровержимо» древней корейской территорией, потому что корейское название Ляодуна было Самхан ( корейский : 삼한 ; Ханджа : 三韓 ), или «Три корейских государства». Ученые-националисты утверждали, что Ляодун и прилегающая территория принадлежат Корее, основываясь на китайской династической истории Ляо и истории Цзинь . Однако массовое признание претензий на маньчжурскую территорию в Корее произошло только тогда, когда Японская империя расширилась на север и северо-восток Китая . Колониальные японские ученые, такие как Ивакити Инаба , Сиратори Куракичи , Тории Рюзо , Иманиси Рю и Икеучи Хироши , заявляли, что существует одна единая «маньчжурско-корейская история» ( Мансэн-ши ).

Южнокорейский Юн Нэ Хён предположил в 1985 году, что Кочосон существовал в течение двух тысяч лет, начиная с 2333 года до нашей эры, и простирался от Хэбэя на севере Китая до всей Кореи. Среди важных несогласных с точкой зрения Ляодун как Кореи во время Чосон были Чон Як Ён , который утверждал, что Ляодун был «лишним» для естественных речных границ Кореи; и Сонхо Ик , который считал ирредентизм против Китая «алчными амбициями», которые могут привести к проблемам в будущем; В противовес историкам-националистам 1910 года, оплакивавшим «потерю» Маньчжурии и упадок корейского минджока , Ан Хвак представлял несогласный голос. Культ Тэджонгё Дангуна написал «исторические сказки» ( сахва ), которые повлияли на корейскую националистическую историографию 20-го века. Пан - Дунъи -пан-северо-восточно-азиатские аргументы сахвы включали императоров Шуня , Ляо , Цзинь , Юаня и Цин утверждение, что корейская нация включает «не только Корейский полуостров и Маньчжурию, но также северо-восточный Китай», считая часть корейской истории. Эта расширенная концепция корейской нации была включена в учебники истории Кореи Ким Кё Хона, призванные поднять моральный дух военных курсантов, обучающихся в изгнании в Китае. По мнению Кима, поскольку все эти народы, возглавлявшие династии, произошли из Маньчжурии — в отличие, скажем, от Джизи из Гиджа Чосона — все они являются потомками Дангуна и, таким образом, являются частью корейского минджока «северной» ветви истории . В результате он считал все земли, завоеванные этими народами, включая в последнее время «землю Хань , Монголию , территорию Хуэй и Тибет » вплоть до Бирмы , включенными в территорию корейского минжока. . И Сан Рён привел ряд общих аргументов с Шином, Ким Кёхоном и Пак Ын Сиком: что маньчжурский народ на самом деле был корейцем; что четыре командования Хань располагались в Ляодуне, а не на «корейской» территории; и что некоторая часть корейской истории должна быть сосредоточена в Маньчжурии с целью создания большего государства Чосон, включающего эту территорию. Шин утверждал, что «тенденции в географической истории» предвещают будущий корейский контроль над бывшими территориями Когурё, и выступал за корейскую эмиграцию , чтобы «вновь осветить» ( chunggwang ) утраченную историю Дангуна. В результате крестьянских восстаний, голода и поддержки императорской Японии корейская иммиграция в Маньчжурию резко возросла с 1860 года, достигнув к 1920 году 400 000 корейцев; 900 000 к 1931 году и более двух миллионов к 1945 году.

Корейская националистическая историография, считающая славным покорение Маньчжурии корейскими династиями, столкнулась с современным китайским национализмом, который рассматривает эту территорию как китайскую пограничную территорию ( бяньцзян ). Китайские историки даже возражают против названия «Маньчжурия», которое напоминает об исторической независимости, используемой для оправдания попыток имперских держав отделить эту территорию от Китая. Соответственно, они считают, что настоящее имя — « Северо-восток Китая » ( донбэй ). Споры вокруг Когурё примерно в 2002 году отражали националистические настроения как в Китае, так и в Корее, стимулированные государственными учеными и институтами с обеих сторон, которые спорили о том, следует ли Когурё частью китайской или корейской истории. считать

См. также

• Историография Кореи
• Маленький Китай (идеология)
• Исторический отрицание
• Нихонджинрон
• Споры об учебниках истории Кореи
• Китайская историография

Ссылки

Цитируемые работы

• Аллен, Чизуко Т. (ноябрь 1990 г.), «Северо-Восточная Азия сосредоточена вокруг Кореи: взгляд на историю Чхве Намсона», Журнал азиатских исследований , 49 (4): 787–806, doi : 10.2307/2058236 , JSTOR   2058236 , S2CID   162622386 .
• Армстронг, Чарльз К. (1995), «Центрирование периферии: маньчжурские изгнанники и северокорейское государство» (PDF) , Корееведение , 19 : 1–16, doi : 10.1353/ks.1995.0017 , S2CID   154659765 .
• Аткинс, Э. Тейлор (2010), Первобытные личности: Кореана в японском колониальном взгляде, 1910–1945 , Беркли и Лос-Анджелес: University of California Press .
• Чхве, Ён Хо (1980), «Очерк истории корейской историографии», Корееведение , 4 : 1–27, doi : 10.1353/ks.1980.0003 , S2CID   162859304 .
• Чхве, Ён Хо (май 1981 г.), «Переосмысление традиционной истории в Северной Корее», Журнал азиатских исследований , 40 (3): 503–52, doi : 10.2307/2054553 , JSTOR   2054553 , S2CID   145140808 .
• Дэвид-Уэст, Алзо (2010), «Между конфуцианством и марксизмом-ленинизмом: чучхе и случай Чонг Тасана», Корееведение , 35 : 93–121, doi : 10.1353/ks.2011.0007 , S2CID   144136781 .
• Де Сеустер, Коэн (2001), «Изгнанная нация: историография сотрудничества в Южной Корее», Корееведение , 25 (2): 207–243, doi : 10.1353/ks.2001.0015 , S2CID   144585443 .
• Де Сеустер, Коэн (2010), «Когда создается история: история, память и политика памяти в современной Корее», Korean History , 2 (1): 13–33 .
• Доук, Кевин М. (2001), «Рассказывая о Китае, упорядочивая Восточную Азию: дискурс о нации и этнической принадлежности в императорской Японии», в Чоу, Кай-Винг; Доук, Кевин М.; Фу, Пошек (ред.), Построение государственности в современной Восточной Азии: повествовательные схемы, ностальгия и двусмысленность идентичностей , University of Michigan Press , стр. 85–117 .
• Эбри, Патрисия Бакли; Уолтхолл, Энн; Пале, Джеймс (2006), Современная Восточная Азия, с 1600 года: культурная, социальная и политическая история , Бостон: Houghton Mifflin, ISBN  978-0618133857 .
• Эм, Генри Х. (1999), «Минджок» как современная и демократическая конструкция: историография Син Чэхо», в Shin, Gi-wook; Робинсон, Майкл (ред.), « Колониальная современность в Корее» , Кембридж: Гарвардский университет Азиатский центр, стр. 336–361, ISBN.  978-0674142558 .
• Хан, Ён У (1992), «Становление и развитие националистической истории», Сеульский журнал корееведения , 5 : 61–104 .
• Ха, Дон Хён (2001), «Формы принятия социального дарвинизма корейскими прогрессистами 1880–1890-х годов: на материалах Ю Гильджуна и Юн Чихо», Международный журнал корееведения , 2 , перевод Владимира Тихонов: 41–63 .
• Джагер, Шила Миёси (2003), Рассказы о национальном строительстве в Корее: генеалогия патриотизма , М. Е. Шарп, ISBN  9780765638960 .
• Карлссон, Андерс (декабрь 2009 г.), Северные территории и историческое понимание территории в позднем Чосоне , Рабочие документы по корееведению, Школа восточных и африканских исследований, Лондонский университет .
• Кавасима, Фудзия (1978), «Историографическое развитие в Южной Корее: государство и общество от Среднего Корё до династии Среднего И», Корееведение , 2 : 29–56, doi : 10.1353/ks.1978.0005 , S2CID   161263322 .
• Ким, Чхоль Чун (1970), В поисках национальной идентичности: история корейской истории , том. 10, Korea Journal , стр. 4–9 .
• Ким, Бонджин (2011), «Син Чэ Хо: «Критика восточного подхода», 1909 г.», в Заалер, Свен; Шпильман, Кристофер В.А. (ред.), Паназиатство: документальная история, том 1: 1850–1920 , Rowman & Littlefield, стр. 191–194 .
• Ким, Сонмин (июнь 2007 г.), «Женьшень и нарушение границы между Цинским Китаем и Кореей Чосон», Поздний императорский Китай , 28 (1): 33–61, doi : 10.1353/late.2007.0009 , S2CID   143779357 .
• Ларсен, Кирк В. (2008), Традиции, договоры и торговля: империализм Цин и Корея Чосон, 1850–1910 , Кембридж (Массачусетс) и Лондон: Азиатский центр Гарвардского университета, распространяется издательством Harvard University Press, ISBN  9780674028074 .
• Пале, Джеймс (1998), «Национализм: хорошо или плохо?», в Пай, Хён Иль; Тангерлини, Тимоти Р. (ред.), Национализм и формирование корейской идентичности , Институт восточноазиатских исследований, Калифорнийский университет .
• Пай, Хён Иль (2000), Построение «корейского» происхождения: критический обзор археологии, историографии и расового мифа в теориях формирования корейского государства , Азиатский центр Гарвардского университета .
• Робинсон, Майкл (1984), «Национальная идентичность и мысль о Син Чхэ Хо: Садаэджуи и Чучэ в истории и политике», Журнал корееведения , 5 : 121–142, doi : 10.1353/jks. 1984.0003 , S2CID   144453287 .
• Шмид, Андре (2002), Корея между империями, 1895–1919 , издательство Колумбийского университета .
• Шмид, Андре (1997), «Заново открывая Маньчжурию: Син Чэхо и политика территориальной истории в Корее», Журнал азиатских исследований , 56 (1): 26–46, doi : 10.2307/2646342 , JSTOR   2646342 , S2CID   162879663 .
• Шмид, Андре (ноябрь 2000 г.), «Колониализм и «корейская проблема» в историографии современной Японии: обзорная статья», Журнал азиатских исследований , 59 (4): 951–976, doi : 10.2307/2659218 , JSTOR   2659218 , S2CID   162644147 .
• Шмид, Андре (зима 2000b), «Взгляд на север в сторону Маньчжурии», The South Atlantic Quarterly , 99 (1): 219–240, doi : 10.1215/00382876-99-1-219 , S2CID   144614553 .
• Шульц, Эдвард Дж. (2004), «Введение в Самгук Саги», Корееведение , 28 : 1–13, doi : 10.1353/ks.2005.0026 , S2CID   144403549 .
• Шин, Ги-Вук (2006), Этнический национализм в Корее: генеалогия, политика и наследие , Стэнфорд: Stanford University Press, ISBN  978-0-8047-5407-1 (ткань); ISBN   0-8047-5408-X (мягкая обложка).
• Шин, Ён-ха (2000), Современная корейская история и национализм , Корееведение, Джимунданг .
• Саймонс, Г.Л. (1999), Корея: В поисках суверенитета , Пэлгрейв Макмиллан .
• Тихонов, Владимир (2010), Социальный дарвинизм и национализм в Корее: начало (1880–1910-е годы) , Лейден: Брилл, ISBN  9789004185036 .
• Вальравен, Будевейн (2001), «Парламент историй: новые религии, коллективная историография и нация», Корееведение , 25 (2): 157–178, doi : 10.1353/ks.2001.0024 , S2CID   145784087 .
• Уэллс, Кеннет М. (2001), «Нация, мир и роспуск Синганхэ: националистическая историография в Южной Корее», Корееведение , 25 (2): 179–206, doi : 10.1353/ks. 2001.0025 , S2CID   143411233 .

Дальнейшее чтение

• Ч'Оэ, Ён Хо (1976). «История Северной Кореи: ее роль и особенности». Журнал исследований Востока и Запада . 5 (1): 3–16. дои : 10.1080/12265087609432816 .
• Эм, Генри Х (1993). « Преодоление» разделения Кореи: повествовательные стратегии в новейшей южнокорейской историографии». Должности: Критика культур Восточной Азии . 1 (2): 450–485. дои : 10.1215/10679847-1-2-450 .
• Эм, Генри Х (1998). «Демократия и объединение Кореи с постнационалистической точки зрения». Асеа Йонгу . 41 (2): 43–74.
• Эм, Генри Х (1999). «Национализм, постнационализм и Шин Чэ Хо». Корейский журнал . 39 (2): 283–317.
• Эм, Генри Х (2001). «Между колониализмом и национализмом: власть и субъективность в Корее, 1931–1950». Журнал Международного института . 9 :1.
• Эм, Генри Х. (2009). Суверенитет и современная корейская историография . Дарем, Северная Каролина: Издательство Университета Дьюка.
• Хур, Намлин (1998). «Коллективная память, историки и конструирование национальной идентичности корейцев через японцев». Обзор корееведения . 1 :5–25.
• Джи, Су-гол (2002). «Дискурс нации и современности, отраженный в учебниках истории Кореи». Международный журнал корейской истории . 3 : 255–293.
• Джу, Бодон (2003). «Последние тенденции и будущие перспективы в изучении древней корейской истории». Международный журнал корейской истории . 4 : 1–45.
• Мин, Бенджамин Х. «Японский колониализм и его влияние на корейский национализм». Азиатский форум . 2 (1): 54–61.
• Но, Тэ Дон (1997). «Теории о периоде формирования корейского народа». Корейский журнал . 37 (4): 118–133.
• Нет, Тэ Дон. (2004). «Теории периода формирования корейского минджока». В Корейской национальной комиссии по делам ЮНЕСКО, изд. История Кореи: открытие ее особенностей и развития . Элизабет, Нью-Джерси: Холлим.
• Пай, Хён Иль. (1999). «Колониальное происхождение совокупного прошлого Кореи». В книге Хён Иль Пай и Тимоти Р. Тангерлини, ред., « Национализм и формирование корейской идентичности» . Беркли: Центр корееведения, Институт восточноазиатских исследований, Калифорнийский университет.
• Пай, Хён Иль и Тимоти Р. Тангерлини (ред.) (1998). Национализм и формирование корейской идентичности . Институт восточноазиатских исследований Калифорнийского университета.
• Пак, Чан Сын (1999). «Следует ли корейским историкам отказаться от национализма?». Корейский журнал . 39 (2): 318–342.
• Пак, Хён Ок (зима 2000 г.), «Корейская Маньчжурия: расовая политика территориального осмоса», The South Atlantic Quarterly , 99 (1): 193–215, doi : 10.1215/00382876-99-1-193 , S2CID   144058997
• Робинсон, Майкл (1996). «Нарративная политика, национализм и корейская история». Доклады Британской ассоциации корееведов . 6 : 26–40.
• Робинсон, Майкл. (2008) «Нарративная политика, национализм и корейская история». В Сьюзен Парес, изд. Корея: прошлое и настоящее: избранные статьи из серии статей BAKS Британской ассоциации корееведов, 1991–2005 гг ., том 1. Кент, Англия: Global Oriental, 2008.
• Рьянг, Ки С. (1987). «Син Чэ Хо (1880–1936) и современная корейская историография». Журнал современных корееведов . 3 : 1–10.
• Рян, Соня (1990). «Историки-судьи корейского национализма». Этнические и расовые исследования . 13 (4): 503–26. дои : 10.1080/01419870.1990.9993687 .
• Шмид, Андре. (2000). «Децентрация« Срединного царства »: проблема Китая в корейской националистической мысли, 1895–1910». Под ред. Тимоти Брука и Андре Шмида, « Работа нации: азиатские элиты и национальные идентичности» . Анн-Арбор, Мичиган: Издательство Мичиганского университета, 2000.
• Со, Чонмин (2008). «Политика историографии в Китае: контекстуализация спора о Когурё». Азиатская перспектива . 32 (3): 39–58. дои : 10.1353/апрель 2008.0012 .
• Шин, Ги-Вук. (2006). Этнический национализм в Корее: генеалогия, политика и наследие . Стэнфорд: Издательство Стэнфордского университета.
• Шин, Ги-Ук и Майкл Робинсон (ред.) (2001). Колониальная современность в Корее . Кембридж, Массачусетс: Центр Восточной Азии Гарвардского университета, распространяется издательством Гарвардского университета.
• Шульц, Эдвард Дж (2006). «Как англоязычная стипендия смотрит на Когурё». Журнал исследований внутренней и восточной Азии . 3 (1): 79–94.
• Уэллс, Кеннет М. (1995). «Культурное построение корейской истории». В Кеннете М. Уэллсе, изд. Движение Минджунг Южной Кореи: культура и политика инакомыслия . Гонолулу: Издательство Гавайского университета.
• Сюй, Стелла Инцзы. (2007). «Эта славная древняя история нашей нации: оспариваемые перечитывания слова «Корея» в ранних китайских исторических записях и их наследие в формировании корейскости». доктор философии диссертация, кафедра восточноазиатских языков и культуры Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе .
• Йео, Хокю (2006). «Северо-восточный проект Китая и тенденции в изучении истории Когурё». Международный журнал корейской истории . 10 : 121–54.